- Дуся, а Дуся! Ты там живая, аль нет?! – Ефросинья Матвеевна толкнула калитку и шуганула мелкого, но очень звонкого Барбоса. – Тьфу на тебя, анафема! Разбрехался! Не слыхали с утра! Скройся с глаз моих! Глуховатый Барбос, не сразу разобравший, кто в гости к хозяйке пожаловал, видел еще вполне прилично, а потому шмыгнул в будку, зная крутой нрав Ефросиньи. Она ни с людьми, ни с животными не церемонилась. Могла и клюкой достать, если была не в настроении. - Чем брехать попусту, лучше бы хозяйку разбудил! Ору-ору, а толку никакого! Дуся! Где ты?! Тишина была ответом Ефросинье...

Дуся надеялась понравиться отцу, потому надела на себя то платье, которое ей больше всего шло: темно-синее, с юбкой-колокольчиком, с рукавами-фонариками и отложным белым воротничком. Образ дополнили лаковые туфли на невысоком каблуке с перемычкой и красивой застежкой-брошью. — Чего оделась по-школьному? — возмутилась мать, заходя домой с корзиной яиц в руках. Мать тяжело дышала, словно запыхалась, виной тому была её астма. — На улице лето, жарень, сымай быстренько всё, да накинь лучше желтый сарафан, который тебе тетя Галя подарила...