Глеб вошёл в квартиру, хлопнув дверью. Но звук был не такой, когда люди хлопают дверями в сердцах, от злости и безысходности. Хлопок был наполнен радостью и эмоциями, переполнявшими парня. Он стянул кроссовки и, не заботясь о том, что они остались лежать посередине прихожей в полуметре друг от друга, прошёл внутрь квартиры. Бросил рюкзак на диван, через голову стянул толстовку и бросил на рюкзак, не заботясь о том, что она помнётся. — Пап! — крикнул он, хотя уже понял, что дома никого нет. Скорее чтобы выпустить накопившуюся энергию, чем убедиться в этом, он обошёл всю квартиру...

— Оксана, ну что ты как неродная? Воды нам вынеси, что ли! С дороги-то, — голос свекрови, Татьяны Петровны, прозвенел с веранды так резко, что Оксана, высаживавшая в теплице поздние томаты, вздрогнула и выронила совок. Земля глухо стукнулась о дощатый пол. Оксана медленно выпрямилась, чувствуя, как поясницу пронзила знакомая ноющая боль. Она посмотрела на свои руки в земле, на рассаду, которую так бережно везла из города, и на мгновение зажмурилась. Нет, ей не послышалось. — Глеб, а квасу холодненького нет? В животе ураган, сил нет! — это уже гудел бас деверя, дяди Коли, брата Татьяны Петровны...