Матрёна стояла на крыльце, закутавшись в выцветший платок, и смотрела, как серая пелена дождя опускается на её огород, на покосившийся сарай, на дорогу, что уходила за холм. Она ждала этого дождя — земля пересохла, картофельная ботва начала желтеть раньше времени. Но теперь, когда дождь пришёл, чувствовала только тяжесть в костях и странную, необъяснимую тревогу. Из-за поворота показалась фигура. Неясная, колеблющаяся, будто тень без хозяина. Матрёна щурилась, старалась разглядеть. Кто это мог быть...

Тишина в избе была особой, густой, как кисель, и звонкой, как тонкий лед. Лена сидела у постели, неотрывно глядя на спящее лицо отчима. Каждый его прерывистый, хриплый вздох отзывался в ней ответной болью — острой и очищающей. Она ждала. Ждала, что он откроет глаза, и ей придется найти слова, которых не было десять лет. Но когда он наконец посмотрел на нее, все слова оказались ненужны. В его мутном, угасающем взгляде она прочла только одно: безмерную, немую благодарность за то, что она просто здесь...