Когда она потом будет рассказывать — сначала осторожно, почти шёпотом, потом твёрдо — фразу, от которой по спине у слушателей пробегает холодок, ее голос станет неожиданно спокойным, как у дежурного по станции: «После двенадцати лет брака я выставила мужа за дверь. Осталась одна с двумя детьми». Слово «выставила» — не о силе, а о решении. О том щелчке, который делают замки — изнутри. На кухне пахло чёрным чаем и крахмалом: на табуретке остывала выглаженная форменная блуза, аккуратно сложенная на четверо, как в учебнике...

Утро в их однокомнатной квартире начиналось одинаково: электрический чайник булькал, как старый самовар на дачном крыльце, кофемолка дробно рыдала в ладони, и за стеной кто-то снова выяснял отношения на голосах — с паузами, как в плохом спектакле. За окном двор скрипел качелями; у соседей на втором этаже плакал младенец — тоненько, с тем отчаянным надрывом, на который тела взрослых уже не способны. Анна прислушалась, положила ложечку рядом с чашкой и произнеса, словно спрашивала у самого воздуха: — Слышишь? Михаил кивнул...