Запах корицы и тлеющего в пепельнице табака висел в гостиной неподвижной, почти осязаемой драпировкой. За окном, затянутом мокрой кисеей ноябрьского дождя, тускло мигали фонари, отбрасывая на стены дрожащие, похожие на подтеки, тени. Марк стоял у окна, спиной к комнате, и в его неподвижной, чуть склоненной позе была усталая обреченность загнанного зверя, прислушивающегося к приближающемуся шагу. Он смотрел, как капли, сливаясь в причудливые ручьи, извиваются по стеклу, словно пытаются что-то написать, какое-то давно забытое, стершееся из памяти слово...