День уходящий сумерки напряг; залив в себя тоски зелёной вермут - бесчестит солнце.  В горести безмерной - оно безвольно прячется за кряж. И ряд теней, что вечером бледны, растёкся сплошь, заполнив всё собою - и дно ручья, от света днём рябое, и цепь каменьев, и седой ледник. Огонь костра в неистовстве своём бросает свет на трещины в оскале. Боясь огня, стихает пир шакалий, и ночь сползает с гор в один приём. Зависла тишь. Луны кошачий глаз полночным вором вылез на вершины и будто жаждет зреть, как завершим мы немой пожар, не выгорев дотла...

Снова тень в перекрестье рамы, Страх, как обруч сдавил виски, Гуси-лебеди машут крылами Не по-доброму, воровски. Плачут, криком сгущая вечер, Ниже. Ниже, в окна глядят. Перья белые наземь мечут. Что им нужно, чего хотят? Расскажи сказку, сестрица, про царевича Ивана, Про царевну-лягушку, про Змея-горыныча, Только не про них, ни про тех, окаянных, Которые стонут над крышей до полночи. Дверь с петель или окна в щепы, Все равно влетят ли, вползут, Негде, нечем укрыться...