Поэт Юрий Колкер свою статью о Юрие Кублановском начал с такого эпизода: «Разговор этот состоялся в 1987 году, летом, как раз перед присуждением Бродскому нобелевской премии. Один сказал, возвращая книгу: — Не хуже Иосифа. — Хороший тон состоял в том, чтобы Бродского называть по имени. Другой возразил: — По мне — так и лучше. Чище, естественней, глубже. Никакой манерности. Звук необычайно хорош. Легкость — волшебная. А словарь? Алмазные россыпи! Самое главное: сложность упакована в простоту — как у Пушкина...

Где-то с 1975 по 1985 годы Бродский был кем угодно – символом, гением, поэтом номер один, но только не человеком сегодняшнего дня. Стареющая богемная красотка, словно дембельский альбом, доставала и показывала желтый самодельный сборничек, так и не дождавшийся ни обыском, ни других приключений. Среди довоенной машинописи – между «Шествием» и «Пилигримами» мог быть втиснут совсем непохожий на них Губанов. В силу возраста и круга общения я застал (и хорошо запомнил) тот пресный, апатичный промежуток времени, когда Бродский, как стало принято выражаться чуть поздней – никому никуда не уперся...