Когда я учился на пятом курсе, со мной случилось чудесное происшествие. Я взял в библиотеке Академии первый том полного собрания сочинений Иосифа Александровича Бродского, издание 1995 года. Коротко говоря, я был поражен волшебством его стихов. Живя в среде, где преобладали приземленные, бытовые интересы, я с удивлением обнаружил совершенно иное – высокое восприятие действительности. Полет воображения, легкость, ирония, остроумие и богатый лексикон – вызвали бурный восторг у такого малоопытного в поэтическом смысле обывателя как я...

Где-то с 1975 по 1985 годы Бродский был кем угодно – символом, гением, поэтом номер один, но только не человеком сегодняшнего дня. Стареющая богемная красотка, словно дембельский альбом, доставала и показывала желтый самодельный сборничек, так и не дождавшийся ни обыском, ни других приключений. Среди довоенной машинописи – между «Шествием» и «Пилигримами» мог быть втиснут совсем непохожий на них Губанов. В силу возраста и круга общения я застал (и хорошо запомнил) тот пресный, апатичный промежуток времени, когда Бродский, как стало принято выражаться чуть поздней – никому никуда не уперся...