Умение "Роллингов" придавать неподдающийся расшифровке, особый колорит самым простым вещам очевидно уже в I Wanna Be Your Man, написанной Ленноном и Маккартни специально для них. Когда артисту 80, вспоминая о нем трудно избежать банальностей и повторов, тем более, когда это Мик Джаггер. Наших фамильярных поздравлений он все равно не услышит, куда целесообразней поделиться размышлениями непосредственно о музыке. Точнее - о песнях. В данном случае - о чужих. Из них на три четверти состоит дебютный диск "Стоунз". Вещи собраны с бору по сосенке, но их уже объединяет уникальный саунд, автономная акустика помещекния, где любые слова и звуки получаются не так, как у других. Стопроцентные попадания Carol и Route 66 оттенены страдальческими, первыми попытками замахнуться на Соломона Берка и Марвина Гэя. Почти год спустя Джаггер даст второе рождение Hitch Hike и Cry To Me, воссоздав их несколько иначе, чем Соломон и Марвин, но сохранив узнаваемой внешнюю форму обеих вещей. У моего экскурсовода по кругам преисподней - Сережи Стоунза, был приятель Вова Носорог. Он работал рубщиком на крытом рынке. Я поил Стоунза не ради пластмассы, а ради красочных историй, связанных с виниловой фауной шестидесятых. Стоунз - миниатюрная помесь Олега Попова с Брайеном Джонсом, был артистичен как бес. Один из его скетчей непосредственно связан с Носорогом. Стоунз великолепно изображал экстаз, охвативший Носорога при первом прослушивании Cry To Me. Как мы знаем, Роллинг Стоунз замедлили оригинал чуть ли не вдвое, постепенно повышая эмоциональный уровень в режиме болеро. "Ква!.. Ква! Ква! Ква! Ква!" - выкрикивал Вова в унисон с Миком Джаггером (если верить Стоунзу) вместо английского слова "cry" - советский подросток из семьи глухонемых, в психоделическом 1966, казавшимся мне катастрофически далеким уже в 1975. "Ква!... Ква! Ква! Ква! Ква!" - словно задыхаясь под маской гигантской лягушки. Что-то подсказывает, что не он один издавал подобные звуки под Cry To Me. Старые записи Роллингов подстерегали профана в танцевальных сборниках, выскакивая, подобно пузырям на болоте, между пьесами Джеймса Ласта. В том числе и Key To The Highway, предусмотрительно переименованный в Good Times Bad Times и снабженный акустическим интро, предвосхитившим "фирменные" вступления Кита Ричардса, ставшие его визитной карточкой после "Пира". Число каверов закономерно сокращалось с каждым новым годом, уступая место изощренным аллюзиям и цитатам, имплантированным в композицию без указания первоисточника. Иногда эти элементы присутствовали не в партитуре, а в миазмах, которыми окутаны многие опусы "темного периода" Роллинг Стоунз. Интерпретация Oh, Baby (We Got a Good Thing Goin') - язвительная и резкая, по сей день остается для меня одним из самых убедительных экспонатов в кунсткамере Роллинг Стоунз. Из бодренькой, но легковесной песенки Барбары Линн им удалось сотворить монстра, перечеркнувшего двумя тактами вступления все морально-эстетические табу и предрассудки семидесятника. Нечто подобное было проделано нежнейшими Searchers над Someday We're Gonna Love Again Барбары Льюис, но с другим результатом. Думаю, Oh Baby предвосхищает Parachute Woman, которая тоже возникла не на пустом месте. Не менее радикальной реконструкции в ходе чикагской сессии была подвергнута и Fanny Mae Бастера Брауна, рождающая иллюзию бесконечного джема, который длится по сей день. До четырнадцати лет мой интерес к Роллингам-интепретаторам был ограничен исполнением Чака Берри по канонам его школы, но оставаясь самими собой. Уникальный случай в истории рок-музыки. Затем меня поразил еще один фокус с замедлением темпа. Это была I Don't Know Why - едва узнаваемая, несмотря на нетронутую структуру, вещь Стиви Уондера. Самым страшным её местом стало не дымчатое, а какое-то "вьюжное" соло. От него до сих пор веет холодом Джимми Пейджа в Tangerine... Но, еще большей неожиданностью была уверенность балбесов, будто "Метаморфоз" не сборник архивных отбросов и демо, а номерной альбом Роллинг Стоунз в долгожданном стиле ретро, которого они так заждались, ибо без Брайена "Роллинги" уже не те. HBD!