Слова Виктора ударили как пощечина. Анна замерла с тарелкой в руках, не веря своим ушам. — Что ты сказал? — тихо переспросила она. — Ну, родители приедут завтра. На неделю. У них ремонт. Тебе же не сложно переночевать на лоджии? Там диванчик есть. Анна машинально положила руку на живот. Восьмой месяц. До родов три недели. А муж предлагает ей спать на лоджии в октябре. — Я беременная, Витя. На восьмом месяце. Мне даже встать тяжело. — Да перестань драматизировать. Всего несколько дней. Мама сказала, что от запаха краски у нее голова кружится...

Ивановый прут в руках Анны был шершавым и упругим, его запах — горьковатым и знакомым до слез. Пальцы, забывшие это ремесло, нащупывали ритм сами: очистить, размягчить, пропустить под соседней полоской. Это была медитация, бегство от мыслей, которые кружились в голове вихрем из обид, предательств и горьких прозрений. Она не замечала, как Вера, закончив свое кривое донышко, внимательно наблюдала за ней. Девочка видела, как сосредоточенно сдвинуты мамины брови, как губы плотно сжаты, но в самих движениях не было привычной резкости...