Война и мир. Том 1. Часть 2. Глава 3.
Общая картина сражения. Тысячи судеб сошлись на этом поле. Одни ищут славы, другие — просто надеются выжить. Толстой мастерски показывает войну как хаос, а не парад. [Пролог: Геометрия хаоса] Если бы нужно было найти одну главу, которая является квинтэссенцией толстовского понимания войны, это была бы она. Здесь Толстой от частной судьбы одного Николая Ростова переходит к макроуровню, к панораме сражения. Но это не панорама в духе батальных полотен, где все упорядочено, а полководцы гордо указывают шпагами на врага...
Война и мир. Том 1. Часть 2. Глава 5.
Вот он, момент истины для Николая. Романтический образ войны разбивается о жестокость и страх. Ранение становится не физической, а душевной травмой. Его побег — это крик испуганной, но живой души. [Пролог: Затишье перед личной бурей] Мы возвращаемся к Николаю Ростову после его первого, неудачного боевого крещения. Он уже не тот восторженный юнкер, что мчался в атаку с криком «ура!». Стыд от своего бегства гложет его, но мозг еще пытается найти оправдания, выстроить новую, более прочную картину мира...
1 неделю назад
Война и мир. Том 1. Часть 2. Глава 1
ЗнакомьтесЬ, Михаил Кутузов. Но не парадный портрет, а уставший, мудрый стратег, который видит насквозь и своих офицеров, и коварного союзника. Его ставка — это театр, где разыгрывается первая партия большой войны. Представьте себе Браунау. Не современный австрийский городок, а Браунау образца 1805 года. Осенний воздух, пропитанный запахом лошадей, дыма костров и тревогой. Здесь, в этой временной точке истории, разворачивается один из самых сложных спектаклей войны — дипломатическая битва, где каждое слово может стоить тысяч жизней...
Война и мир. Том 1. Часть 2. Глава 4.
Пока аристократы спорят в штабах, скромный артиллерист капитан Тушин творит чудеса. Его батарея — это островок героизма в море всеобщего смятения. Настоящие герои часто не носят громких званий. [Пролог: Мир в миниатюре] Если Шенграбенское сражение — это вселенная хаоса, то батарея капитана Тушина — это отдельная, самоуправляемая планета, живущая по своим, особым законам. Толстой, уже показав нам общую панораму, теперь фокусирует весь свой литературный микроскоп на одном-единственном клочке земли, на котором разворачивается не менее грандиозная драма, чем на всем поле боя...