— Света, ты в котлеты опять лук добавила? Я же говорила, у меня от него изжога. Голос Анжелы, ленивый и тягучий, просочился на кухню с дивана в гостиной, который за три месяца превратился в её персональное лежбище. Светлана, не оборачиваясь, с глухим стуком опустила тяжёлый нож на разделочную доску. Она почувствовала, как по спине пробежал знакомый холодок раздражения. Девяносто два дня. Девяносто два дня она слушает эти замечания. Девяносто два дня её дом пахнет чужими духами, а по вечерам вместо семейных фильмов по телевизору идут слезливые мелодрамы...

Нина толкнула тяжёлую дверь подъезда плечом, привычно вдыхая запах сырости и варёной картошки, который тут стоял ещё со времён перестройки. Лампочка под потолком снова мигала, как всегда — пятнадцать секунд света, потом темнота. Вот и вся иллюминация. Лифт не работал — с третьего этажа кто-то неделю назад сорвал кнопку, и теперь бабки внизу только и обсуждали, что «управляйка совсем обнаглела». Но Нина давно перестала надеяться на чудеса коммунального сервиса. Три пролёта пешком — тоже спорт. На площадке их квартиры уже слышалось: телевизор орёт, Пётр сидит, как обычно, с пивом...