Глядит куда-то вдаль, рассеян и глубок, Когда на бледном лбу горят лучом румяным Вечерних люстр огни, как солнечный рассвет, И ты, наполнив зал волнующим дурманом, Влечешь глаза мои, как может влечь портрет, Я говорю себе: «Она еще прекрасна, И странно – так свежа, хоть персик сердца смят, Хоть башней царственной над ней воздвиглось властно Все то, что прожито, чем путь любви богат». Так что ж ты: спелый плод, налитый пьяным соком, Иль...

Имя Шарля Бодлера стало синонимом особого взгляда на мир — взгляда, в котором прекрасное не отделено от уродливого, свет переплетается с тьмой, а наслаждение невозможно без намёка на гибель. Он был одним из первых поэтов, кто заговорил на языке упадка и тоски, не пытаясь скрыть их за витиеватыми украшениями классической формы. Его поэзия звучала, как вызов, как заклинание, как признание в любви к миру, который уже начинал разрушаться. Бодлер чувствовал, что привычная культура больше не может говорить правду о человеческой душе...