Павел КАТЕНИН Сонет Кто принял в грудь свою язвительные стрелы Неблагодарности, измены, клеветы, Но не утратил сам врожденной чистоты И образы богов сквозь пламя вынес целы; Кто тЕрновым путем идя в труде, как пчелы, Сбирает воск и мед, где встретятся цветы, — Тому лишь шаг — и он достигнул высоты, Где добродетели положены пределы. Как лебедь восстает белее из воды, Как чище золото выходит из горнила, Так честная душа из опыта беды: Гоненьем и борьбой в ней только крепнет сила, Чем гуще мрак кругом, тем ярче блеск звезды, И чем прискорбней жизнь, тем радостней могила.
ЦИТАТЫ Павел Александрович Катенин (22 декабря 1792 — 4 июня 1853) — поэт, драматург, литературный критик, переводчик, театральный деятель Из «Воспоминаний о Пушкине» * Поздравил его с окончанием «Евгения Онегина»: «Спи спокойно, — сказал я, — с Онегиным в изголовье; он передаст имя твоё поздним векам, а конец увенчал все дело, последняя глава лучше всего». Пушкин знал, что я редко хвалю без пути, а притворно никогда, и, конечно, был рад. Тут же заметил я ему пропуск, и угадал, что в нём заключалось подражание «Чайльд-Гарольду», вероятно потому осуждённое, что низшее достоинство мест и предметов не позволяло ему сравниться с Байроновым образцом. Не говоря мне ни слова, Пушкин поместил сказанное мною в примечании, в то же время в первый раз издавая «Онегина» целиком, чему я даже удивился, получив от него в подарок экземпляр вышедшей книги. * Я прочёл её с несказанным удовольствием, и точно — она драгоценный алмаз в русской поэзии; есть погрешности, но где же их нет? и что они все вместе в сравнении с множеством достоинств? Какая простота в основе и ходе! как из немногих материалов составлено прекрасное целое! два лица на первом плане, два на втором, несколько групп проходных, и довольно, и больше не надо. Сколько ума без умничанья, сколько чувства без сентиментальности, сколько иногда глубины без педантства, сколько поэзии везде, где она могла быть! Какое верное знание русского современного дворянского быта, от столичных палат до уездных усадьб! какой хороший тон без малейшего жеманства, и как всё это ново, как редко в нашей скудной словесности! <…> Человек погиб, но Поэт ещё жив; его творения, в коих светится и врождённый дар и художнический ум, драгоценнейшее по нём наследство, оставленное не только детям его, но всем сколько-нибудь образованным людям, по крайней мере в России. * Да будет позволено мне, ревностному поклоннику Гомера, взять из него подобие: у царя Приама было пятьдесят сынов, но Гектор один; таков у Пушкина «Онегин». Никто из братии не может стать с ним рядом, и все должны с почтением отступить. * Проза Пушкина тем только хуже его стихов, что проза; и не знаю, кто бы у нас писал лучше, разумеется, в тех же родах, а в других нет ни причины, ни способа сравнивать. * Ты родился в лучшее время; учился, положим, «чему-нибудь и как-нибудь», да выучился многому: умному помогает бог. Твои стихотворения не жмутся в тесном кругу России наших дедов; грамотные русские люди читают их всласть; прочтут и чужие, лишь бы выучиться им по-нашему; а не учатся покуда оттого, что таких, как ты, не много у нас. Будут ли? господь весть! Но мне сдаётся, что, как говорит Мельник на вопрос Филимона: «Найдутся ли кони?» — «Найдутся, небось; да не скоро».