Это был 1955 год, когда у Николая Алексеевича случился первый инфаркт. Второго, в 1958 году его сердце уже не выдержит. Мне не удалось узнать, что с ним было в тюрьмах и лагерях. Он не расскажет об этом подробно, как несгибаемые Шаламов и Адамова-Слиозберг. Но в 1955 году он стер из памяти эту муть и грязь, эти издевательства и унижения энкэвэдэшников. Мне не удалось узнать, как от пули на расстреле его спасла нечеловеческая выдержка на допросах: документально известно, что он никого не выдал и не признал обвинения в создании контрреволюционной организации...

Это стихотворение Заболоцкого впервые прочитала мне еще мама (она всю жизнь работала учителем русского и литературы, у нее почти к каждому случаю имелся подходящий пример из жизни учеников или классических произведений)). Мы с подружкой тогда с детской жестокостью дразнили свою, как нам тогда казалось, некрасивую соседку. Которая, кстати, выросла и стала даже очень симпатичной. Её мама пришла на нас жаловаться. А моя мама потом, вместо того, чтоб отругать глупых девчонок, провела с нами беседу и, в том числе, прочитала это стихотворение...