Соседи, говорят, слышат прежде всего пустоту. В ней звуки становятся точнее, как в морге: шаг — как приговор, шорох — как подпись судмедэксперта. Он вошёл и остановился, не снимая пальто, будто был в гостях у собственной жизни, которая теперь ему не принадлежала. В коридоре висел её шарф — тонкий, лавандовый, пахнущий тем кремом, которым она смазывала младенческие щёки, — и от этого простого запаха его качнуло, как от пароходной волны. — Она ушла, — произнёс он вслух, будто проверял, как звучит приговор...

Представьте себе: вы просыпаетесь в шикарной усадьбе под Тулой, потягиваетесь в шелковом халате, пьёте утренний чай... и вспоминаете, что вам по наследству достались не только яблоневый сад и библиотека, но и 330 живых человек. С бумагами, где вместо «фамилия» стоит «собственность графа Толстого». Так началась взрослая жизнь Льва Николаевича. Человека, который будет проповедовать вселенскую любовь, отказываться от собственности и проповедовать ненасилие. Но сперва - разберётся, сколько барщины должен был отработать условный крестьянин Иван...