ЛЕСИНЫ СКАЗКИ

Когда ей было пять, она придумала себе принца. Он защищал её в песочнице во дворе и восхищался её карамельно-красными туфельками.Когда ей было восемь, она дополнила образ. Принц должен был сидеть на последней парте, плохо учиться и подкидывать ей в портфель любовные записки. Когда ей исполнилось 16, у принца появилась гитара и мотоцикл. А ещё он просто обязан был быть старше - например, уходить в армию. В мыслях она его верно ждала и сочиняла заранее письма, которые будет ему отправлять. В 18 принц принц стал похож на героев всех романов сразу. В нём переплелись мистер Дарси, Ретт Батлер и отец Ральф. Но гитара и мотоцикл никуда не делись. А ещё он страдал у неё под окнами и оставлял цветы так, что она не знала, от кого они. В конце они вместе мчались в закат. На мотоцикле, конечно. В 22 стало понятно, что мистер Дарси в наше время уже вряд ли родится. И она нашла самого простого однокурсника. Именно она нашла - скромный и тихий, он даже не догадывался, что он чей-то там принц. Провожал её до дома и писал за неё конспекты. В 24 захотелось замуж, и она вышла. Однокурсник согласился и даже сделал ей предложение. Похоже, он был уверен, что всё решил сам. В 28 она поняла, что больше не может. Задыхается. И всё равно хочется героя из книги, которыми она зачитывалась. Однокурсник остался в прошлом. А она вздыхала, что мужчины перевелись. И всё больше читала. В 30 её осенило: все любимые мужские герои - абьюзеры и нарциссы. Но вот о ком тогда мечтать, и как сочетать страсть, безумства и взрослые психологически-проработанные отношения было вообще непонятно. В 32 появился идеальный он. Отношения были максимально щадящие - все рекомендации психолога, которого они вместе посещали, выполнялись. В основном дома было тихо. Они ходили в театр, на балет и выставки. Когда ей исполнилось 50, она поняла, что очень хочется кого-то на мотоцикле и с гитарой. Чтобы восхищался её карамельно-красными новыми туфлями известного бренда и маникюром в тон. И воровал для неё цветы на ближайшей клумбе.

Посмотрела я тут в интернете подборки типа "Самые популярные телеграм-каналы для женщин". Что теперь имею вам сказать. Всем, кто эти подборки составляет. Женщины -- это не только про моду и фейс-лифтинг, не только про щоурумы и подборки с Вайлдберриз и Алиэкспресс. Мы любим и про компьютеры, и про профессию. Чуда нам хочется и трезвости взглядов на мир. Спокойствия. Да миллиона вещей. Не ультраправых и не ультралевых. Человеческих. Я завела телеграм-канал, в котором буду писать не сказки. Всякое буду. То, что меня волнует. А ещё о том, что я читаю, что смотрю. Что меня вдохновляет. Назовусь Скандальной Бабой, чтобы взятки гладки. Что? Слово матом? Ну, я ж скандальная. И всё в таком духе. Шучу. Скандальная Баба станет самым уютным и дружелюбным местом. Без токсичности и принижения. @ Наш мир такой быстрый, такой разнообразный -- уследить за всем практически невозможно. Глядишь, я и пригожусь. Ищите меня в телеге по названию Скандальная Баба и по тэгу @skandalnaya_baba Ваша Леся и её @lesiny_skazky

— Эй, кто дома? Сто процентов, вы такого ещё не слышали! Пашка забежал домой, громко хлопнув входной дверью. Он замялся у входа, стаскивая грязные ботинки, но на его крик в прихожую и так собралась вся семья. Из кухни выглянула мама с наполовину почищенной картофелиной, дедушка и папа вышли из гостиной — видимо, играли в шахматы. По лестнице на второй этаж скатился мяч, а следом сбежали младшие братья и сестра. Все выжидательно смотрели на Пашку и ждали продолжения, а мальчишка с видом победителя оглядывал семью, хотя видно было, как ему не терпится выложить всё, что знает. — Короче! У нас в городе теперь живёт ведьма! — Пашка горделиво оглядел родственников и продолжил. — Говорят, она переехала из другого города, а там жила, пока её не выгнали. Потому что она кому-то корову заговорила и та сдохла. А ещё она по ночам на кладбище ходит и костры там жжёт. Сатану вызывает! — Слова наползали друг на друга, а потом вылетали одним слипшимся комком звуков. Но вместе с раскрасневшимся лицом, взъерошенными волосами и блестящими от восторга глазами, всё это выглядело великолепно. Мама сердито мазнула рукой и скрылась в кухне. Дедушка и папа ушли доигрывать партию. Пашку окружила малышня, загалдела, выспрашивая подробности. Честно говоря, брат больше ничего не смог бы им сказать, потому что никто больше ничего не знал. Но ему так хотелось покрасоваться перед маленькими, что он начал сочинять. И про нос, и про то, что она детей ест, а солнечного света боится. В общем, не останавливался до того момента, пока младшая сестрёнка 5 лет от роду не расплакалась от страха. Тогда папа вышел и пригрозил наказать, если он не прекратит пугать малышню. Пашке стало обидно. Пашка не врал. Ведьма и правда поселилась в домике на берегу реки, почти что за краем небольшого городка, в котором они жили. Мальчишки уже несколько раз бегали к её домику, проверяли обстановку. Они видели через дырку в заборе, как она разговаривала со своим котом, как метла сама подметала двор, а бабуля обносила дом каким-то дымящимся веником. Дым не улетал вверх, как положено, а стелился вокруг старухи, складывался в фигуры животных, птиц, неведомых созданий. Но кто верит детям? Только другие дети. Спохватились только, когда начали пропадать люди. Сначала Маришка, 16-летняя красивая девчонка. Последний раз её видели подружки, когда она заходила к старухе, попросить приворотного зелья (эти дети верят во всякую чепуху!). Но когда полицейский Михалыч зашёл к бабуле, то Маришки там не увидел. Да и откуда? Он потом усмехался: "Что вы думаете, она её съела?" Потом исчезли сразу двое мальчишек — Вовка и Петька. Первые сорванцы на районе. Вещи их нашли на берегу и решили, что утопли ребята. Правильно. Сентябрь — не время для купаний. Родители погоревали-погоревали, да и уехали подальше от воспоминаний о пропавших детях. Так и уезжали семьи, пока не осталось несколько жилых домов. Да и те потихоньку пожитки собирали. — Что, — говорят, — в деревне жить. Заняться нечем, работы нет. Мы в город, поближе к цивилизации. Так и уехали следом. В городах люди не пропадают. А если и пропадают, то там их так много, что статистика не страшная. А ведьм не бывает. Особенно если ты взрослый.

Огоньки были маленькими, еле заметными. Временами даже казалось, что это не огоньки вовсе, а просто от долгой темноты мерещится что-то. Расползается по заболоченному берегу озера, скрывается в прибрежном лесу. Вымытая после ужина посуда была сложена в котелок, а она сидела на берегу и болтала ногами в воде. Единственным источником света в лесу уже давно стал большой костёр, который они развели. Было слышно, как он потрескивает, перекрывая бряцанье гитары и голоса её попутчиков в этом длинном и сложном походе. Из-за дальнего края озера медленно выползала большая жёлто-красная луна, освещала заросли камышей, серебрила лунную дорожку на поверхности воды. Длинный день, сложные переходы, и вот они уже за десятки километров от ближайшего населённого пункта. Хорошо и тихо. Не доступен ни один радиосигнал. Она уехала сюда спонтанно. Все, кто собрался здесь, были очень мало знакомы между собой. Так, случайно подслушанный разговор про то, что знакомые знакомых собирают компанию, чтобы сбежать как можно дальше, в самую глубину. Луна поднялась совсем высоко, растеряла свой кровавый блеск, но стала ярче. Ярче стали и огоньки по обе стороны от неё. Осмелели. Подбирались всё ближе. От воды пахло ряской и, немного, тухлой рыбой. Она смотрела на лунную дорожку и вспоминала, как познакомилась с лучшим мужчиной на планете. Так ей казалось. Красивый, высокий, потрясающе весёлый. Как ей удалось отхватить такой аппетитный кусок? Она не знала ответа, хотя все подруги спрашивали её об этом. Их роман был бурным, как в бульварных книжках с томными пышногрудыми красавицами на обложках. Много цветов, вечерних прогулок и щемящих, расщепляющих душу на части ночей. Особенно они любили сидеть на обрыве, над городом, и смотреть, как под их ногами зажигаются огни вечернего города. Примерно в это время она впервые увидела светлячков. Рядом там тоже были болота. Вообще, странно, но вода в последнее время как будто пряталась от неё. Слишком часто уходила под землю, заболачивала леса и перешейки. Огоньки рождались где-то, собирались созвездиями, медленно подбирались к ней. Красивые, как из старинной книжки со сказками. Послушные её руке и мыслям. Он тоже видел их. Но странно реагировал. Казалось, что для него это обычное явление. Как будто он одновременно и видел их, и не видел. Очень быстро они начали жить вместе. Готовили завтраки, ужины. Радовались каждому дню. А потом, однажды, она проснулась без него. Он просто исчез. Его не нашли ни через неделю, ни через месяц. Мутные обрывки воспоминаний, кошмары, бесконечное погружение в прошлое - вот во что превратилась её жизнь всего за одну ночь. Ей стали сниться странные и страшные сны, в которые она проваливалась сразу, как только клала голову на подушку. Сны были не просто страшными, они пугали её до дрожи, до холодного пота по утрам. В них она, в окружении болотных огоньков, шла по городу, заходила в дома тех, кто был ей дорог. Смотрела на спящих в кроватях людей. Слушала их неспешное дыхание. Глубокое. Ровное. Потом склонялась низко-низко над кроватью и погружала пальцы в мягкую плоть в районе живота, чуть ниже солнечного сплетения. Руку окутывала влажная теплота, кровь толчками выходила из щели вокруг её руки. Никто никогда не просыпался - огоньки надёжно окутывали человека. Она знала, что ему снятся самые радужные спокойные сны. От этого становилось так спокойно и хорошо. Всё-таки нет ничего лучше, чем приносить родным счастье. Внутри теплоты она сжимала руку в кулак, вытаскивала её наружу. Это было красиво. С её белоснежной руки срывались вниз крупные тёмные капли, прокладывали дорожки по руке. Она подносила руку к лицу, вдыхала тягучий металлический запах. И впивалась зубами в тёплую солоноватую плоть. Ужасные, странные сны. Ей даже казалось, что она может управлять ими, почти хватало сновидения за хвост. Но в последнее мгновение сознание снова ускользало, размазанное красотой огоньков, окружавших её. Но потом наступало утро, и всё шло как всегда: работа, походы по магазинам, прогулки в парке, пустота, которая после его смерти затопила всё её нутро. Выжгла все чувства и эмоции. Именно поэтому она

Хтонь какая-то! В последнее время всё чаще мне встречается слово "хтонь". Глуховский вот целые лекции о ней читает. Давайте разберёмся, что значит это понятие и когда его используют в речи сегодня. Если верить Википедии, то "хтонь" — это умершие предки и всё, что связано с потусторонним миром. В привязке к России слово обрело новое звучание. Хтонью стал русский экзистенциальный подход к жизни, в котором накрепко перемешалась уличная грязь, туманы, смерть, умирающие деревни и фильмы Балабанова. Для городского жителя хтонь — это всегда только про русскую деревню, в которой в последний путь дорогу выстилают еловыми лапами и заговаривают бородавки на нитку с узелками. Жителя любого миллионника эта жизнь непонятна. И, скорее всего, пугает. Но для меня это понятие, конечно, про непознанное и про коллективное бессознательное. Захватывающее. Об этом я и пишу. Этакий набор нарративов, которые формируют у нас страх, мечты, поведение. Именно благодаря этому наследию, мы отпеваем покойников, сидим на дорожку, отгоняем нечистую силу святой водой и носим конфеты на кладбище. Всё это — прекрасная русская хтонь. И я люблю оставлять её в своих сказках. Вытаскивать и вертеть, рассматривая. Особенно осенью. Особенно в канун Самайна.

Он ей писал: Милая! Всё будет хорошо, и я буду рядом. Нет причин не верить моим словам. Ты же видишь, я пишу тебе сообщения, звоню вечерами, радуюсь каждому твоему ответу. Это значит, что я хочу быть с тобой. Ничто не разлучит нас. А потом он писал: Милая! Я так хочу быть с тобой. Обнимать тебя каждое утро и проводить ладонью по твоим волосам. Каждый день, пока не умру. Отвечай мне, пиши о том, как ты там. Касайся ладонью моей щеки, убирай непослушную прядку, которая всё время падает мне на глаза. Это выглядит странно, не по-мужски, но мне плевать сейчас. Только бы ты была рядом. Только бы… Дни шли за днями, солнце светило сквозь окна, снег выпадал и таял. Пели птицы и шли проливные дожди. Он писал ей каждый день. И как в горячечном бреду шептал её имя. Иногда он видел её во сне. А потом просыпался на влажных простынях. Иногда плакал. К нему приходили гости, пили чай и ели пирожные. Говорили о политике и последних новинках в кино. А он вспоминал, что так и не сводил её туда, куда хотел. Не показал свои любимые места и не познакомил её со своей семьёй. Вся его вселенная сузилась до неё. Её глаза смотрели на него из каждых глаз, её звонкий смех мерещился ему в утреннем щебете птиц. Она приходила к нему во снах. Звала, манила, обещала и убегала. А он гнался за ней, перепрыгивал препятствия, падал. Ни разу не догнал. Вместе с утром приходила апатия. Казалось, всё вокруг рассыпается. Без неё. Он варил бы ей кофе и жарил тосты. Но её не было. Только солнечные зайчики весело скакали по мягким стенам его палаты. _______________ На фото - палата психиатрической больницы в нижнесаксонском Геттингене. Ее стены расписаны содержавшимся здесь долгие годы пациентом - художником-самоучкой, слесарем по профессии Юлиусом Клингебилем (Julius Klingebiel, 1904-1965). Помещение признано выдающимся примером искусства аутсайдеров (Ар брют - "необработанное", "неограненное" искусство) и охраняется государством как памятник культуры.