СЛУЧАЙНЫЙ РАЗГОВОР

Елизавета проснулась от того, что Александр снова разговаривал во сне. Бормотал что-то невнятное, дергался, словно пытался от кого-то убежать. Она осторожно положила руку ему на плечо, и он затих, но лицо его оставалось напряженным даже в забытьи. Три месяца беременности изменили их жизнь до неузнаваемости. Но дело было не в токсикозе или перепадах настроения. Что-то происходило с Сашей. Он стал рассеянным, забывчивым, а главное — полностью подчинился воле матери. Валентина Андреевна теперь приходила каждый день...

— Ты опять эти таблетки пьёшь? Сколько можно себя травить! — Алина швырнула на стол пузырёк с гомеопатией, и маленькие белые шарики рассыпались по скатерти. — Мама сказала, что это поможет, — тихо ответила Вера, собирая горошины дрожащими пальцами. — Уже третий курс, скоро должно... — Да что должно-то? Ты посмотри на себя — кожа да кости! — Алина села напротив соседки по номеру и внимательно посмотрела ей в глаза. — Сколько тебе лет? — Тридцать два. — А выглядишь на все сорок пять. Извини за прямоту, но кто-то же должен тебе правду сказать...

Телефон зазвонил в самый неподходящий момент. Марина стояла посреди кухни с разбитой тарелкой в руках — последней из сервиза, который они с Костей покупали к свадьбе. Осколки усеяли пол, а она не могла сдвинуться с места, словно приросла к холодному кафелю босыми ногами. — Алло, — механически ответила она, даже не взглянув на экран. — Марина Андреевна? — незнакомый мужской голос звучал официально. — Это из банка. По поводу вашего совместного счета... — Какого еще совместного счета? — она опустилась прямо на пол, не обращая внимания на осколки...

— Я заплачу тебе за ребенка. Триста тысяч сейчас, потом еще столько же, когда оформим документы, — голос матери звучал буднично, словно она обсуждала покупку дивана, а не судьбу новорожденной внучки. Лиза застыла с дочерью на руках прямо на ступенях роддома. Холодный октябрьский ветер трепал края одеяльца, в которое была укутана малышка. Муж Костя, державший пакеты с вещами, побледнел и сделал шаг вперед, но Лиза остановила его взглядом. — Мам, ты сейчас что сказала? — голос дочери дрожал от едва сдерживаемой ярости...

Звонок в дверь прозвучал резко, словно выстрел. Марина вздрогнула, выронив телефон прямо на диван. На экране замерла недосмотренная серия корейской дорамы. Второй звонок, третий. Кто-то настойчиво жал на кнопку, не давая передышки. — Мам, открой! — крикнула она, не поднимаясь с дивана. — Там кто-то ломится! Из кухни донесся усталый голос Валентины Павловны: — Марина, мне некогда. Руки в тесте. Сама открой. Девушка тяжело вздохнула, поправила халат и нехотя поплелась к двери. В глазок она увидела двух крепких мужчин в черных куртках...

— Мама, я больше не могу! — голос Светланы сорвался на крик. — Вы превратили мою жизнь в ад! Свекровь замерла с тарелкой в руках, на которой дымилась только что приготовленная яичница. Обычная яичница — с луком, помидорами и укропом. Точно такая же, какую Валентина Ивановна готовила своему сыну Игорю последние тридцать пять лет. — Что за истерики с утра пораньше? — холодно произнесла она, ставя тарелку на стол. — Игорь, твоя жена совсем с катушек слетела. Игорь поднял глаза от телефона. В них мелькнула...

Телефон завибрировал на прикроватной тумбочке. Катя протянула руку, не открывая глаз, нащупала холодный корпус. На экране высветилось сообщение от свекрови: «Приезжай немедленно. Есть разговор». Внутри всё оборвалось. Она знала этот тон — ледяной, не терпящий возражений. Точно такой же был пять лет назад, когда Валентина Петровна впервые увидела результаты её анализов. Катя тихо выскользнула из постели, стараясь не разбудить Артёма. Он вчера вернулся из командировки поздно, измученный. На кухне она машинально включила чайник, достала кружку...

Телефон завибрировал на тумбочке, разрывая утреннюю тишину. Марина протянула руку, не открывая глаз. На экране высветилось имя дочери. — Мам, он опять пришел! — голос Кати дрожал от страха. — Стоит под окнами, кричит, чтобы я вышла. Говорит, что любит меня и без меня жить не может. Марина резко села в постели. Сердце забилось чаще. — Вызывай полицию, немедленно! Я сейчас приеду. — Я боюсь, мам. А вдруг он что-то сделает? У него в руках какой-то пакет. Марина уже натягивала джинсы, прижимая телефон плечом к уху...

— Ты не смеешь так говорить! Слышишь? Не смеешь! — голос Марины дрожал от ярости, пока она сжимала в руках старую фотографию. — А что такого я сказал? — огрызнулся Виктор, не отрываясь от телевизора. — Правду сказал. Какой из меня отец? Вон, соседи уже шепчутся, что жена моя с ребёнком лучше справляется, чем я. Марина бросила фотографию на стол и вышла из комнаты, хлопнув дверью. На снимке был запечатлён пожилой мужчина с добрыми глазами, держащий на коленях маленькую девочку. Виктор покосился на фото и отвернулся...

Снег хрустел под ногами, когда Катя подошла к калитке. В руках дрожал конверт с фотографией дочери. Три года прошло, а от Толика ни слова. Она остановилась перед домом его матери, собираясь с духом. В окне мелькнула тень, занавеска дрогнула. — Чего застыла? — раздался резкий голос Надежды Семеновны с крыльца. — Опять пришла попрошайничать? Катя подняла голову, встретившись взглядом с женщиной, которая могла бы стать её свекровью. — Толик вернулся. Соседка видела его вчера на станции. — И что с того? — Надежда Семеновна скрестила руки на груди...

Морозный февральский ветер швырял в окна колючий снег, когда Катя в последний раз прошлась по комнате, проверяя, не забыла ли чего. Маленькая Галя спала в старенькой люльке, укутанная во все одеяла, что удалось собрать. Три года прошло с тех пор, как Толик ушел на флот, три года она ждала хоть весточки, хоть слова. А теперь держала в руках повестку о его гибели при исполнении воинского долга. — Катька, ты чего удумала? — баба Зина стояла в дверях, тяжело опираясь на палку. — Куда собралась-то в такую метель? — К его матери пойду, — глухо ответила Катя, не поднимая глаз...

Дверь захлопнулась с такой силой, что с полки упала фотография в рамке. Стекло разлетелось на мелкие осколки, и Вера машинально наклонилась, чтобы собрать их голыми руками. Острый край впился в палец, алая капля крови упала на снимок, где они с Антоном улыбались в день свадьбы. Двадцать лет назад. Двадцать лет она прожила с человеком, который только что назвал её Снежной королевой и ушёл навсегда. Вера смотрела на кровь, размазывающуюся по фотографии, и не чувствовала боли. Привычка. Всю жизнь она не чувствовала боли...