Леонид Ахунов Чайхана,выездная кухня

Меня часто ловят на кухне за рукой. В прямом смысле. Со стороны это выглядит странно: я помешиваю соус, беру щепотку соли, медленно сыплю её из зажатых пальцев в кастрюлю и... на этом всё. Я не пробую. Не лезу ложкой. Просто закрываю крышку. И тут неизменно следует вопрос: «А ты как понял, что достаточно? Ты что, не пробуешь?» Нет. Не пробую. Я доверяю другому инструменту — ощущению в руке и внутреннему таймеру. И знаете что? Уже лет десять это работает безупречно. Мне стали задавать этот вопрос...

Представьте узбекский плов. Перед глазами сразу встает картина: золотистый рис, ароматная баранина, сладковатая морковь. А теперь представьте рядом с этим казаном тарелку с хрустящей, огненно-острой, ферментированной капустой кимчи. Казалось бы, что общего? Но для сотен тысяч жителей Узбекистана и Казахстана это — абсолютно родная и привычная гастрономическая картина. Речь идет об удивительном феномене — корё-сарам, советских корейцах, чьи предки были переселены с Дальнего Востока в 1930-е годы...

Представьте: человек впервые слышит о знаменитом итальянском карпаччо. Его описывают как нежнейшее, тающее во рту блюдо, символ изысканной кухни. Он заказывает его в первом попавшемся кафе, где ему приносят суховатые ломтики мяса с ароматом старого холодильника. Вердикт категоричен: «Фу, карпаччо — это гадость! Больше никогда!» Знакомый сценарий? На самом деле, он не виноват. Виноват эффект первой ложки — когда неудачное знакомство с блюдом формирует стойкое, часто пожизненное предубеждение против него...

Сегодня, глядя на детей, уткнувшихся в экраны смартфонов, я иногда ловлю себя на мысли: а они вообще знают, что такое «сезонные игры»? Что у каждого времени года был свой, особый запах, звук и своя главная уличная забава? Для нас, пацанов из 90-х или начала 2000-х, осень пахла не только дымом костров, но и расплавленным свинцом. Потому что осень — это время игры в лянгу. Если вы не из Средней Азии или Кавказа, вы вряд ли поймете, о чем я. Объяснить это современному ребенку — все равно что рассказывать наскальные предания...

Помните того самого человека без определенного места жительства в вашем дворе? В моем детстве в Узбекистане это был Петька. Он пил, да. Жил где придется — в котельных, подвалах, у добрых людей на полатях. Но я никогда не видел его спящим на улице в картонной коробке. И никогда не видел, чтобы он просил милостыню. Он всегда работал: то двор подметет, то на рынке грузчиком подработает, то людям с огородами поможет. И когда я переехал в Россию, я с удивлением заметил, что образ «бомжа» здесь совсем другой...