Автор: Андрей Каз | Живые истории и рассказы о людях и судьбах

Ровно полгода тому назад судья, при разводе, огласила то самое решение, после которого моя жизнь, как хрустальная ваза, разбилась на две неравные половинки. Одна половина нашей единственной двушки осталась у меня с ребёнком, а вторая была отдана моему, уже бывшему, мужу. С тех пор я не сплю. Не в переносном смысле, а буквально. Ночью я встаю и проверяю замки, хотя знаю, что он не вломится к нам, в свою часть квартиры. Он живёт с новой семьёй, но он действует тоньше и безжалостнее, используя юридические тонкости...

Одиночество — это не просто когда никого нет рядом. Это когда твой голос будто не имеет звука, а твоё присутствие веса. Когда я стою в центре шумной вечеринки, на которую меня занесла очередная попытка «быть в потоке», я чувствую себя стеклянным колпаком, через который все меня видят, но не слышат и не замечают. Моя жизнь — это идеально отрепетированный спектакль для одного зрителя, которого нет в зале. Каждое утро — макияж, как боевая раскраска. Стильная, женственная одежда — мои доспехи. Спортзал...

Восемь лет — это не срок, это состояние. Состояние, когда ты просыпаешься и уже знаешь, каким будет каждый твой час до самого вечера. В нашем доме не гремят ссоры, не пахнет чужими духами, не звенит посуда в пьяной ссоре. У нас тихо. Так тихо, что слышно, как умирают мечты. Муж у меня не плохой человек. Он не пьёт, не бьёт, не изменяет. Он просто есть. Постоянно на диване с пультом в руке, как будто прирос к нему. Наш бизнес — это я, мои идеи, мои связи, мои нервные срывы, когда поставщики подводят...

Прошло уже полгода после развода, а я всё ещё ловлю себя на том, что покупаю его любимый плавленный сыр в магазине. Рука сама тянется к той самой полке, а потом я стою с этим куском пластика в руках посреди кухни и понимаю, что его никто тут не съест. Что мужа здесь нет и уже никогда не будет. Развод был моей инициативой. Я устала от вечного непонимания, от тишины за ужином, от жизни в параллельных мирах под одной крышей. Я думала, что, подписав бумаги, получу долгожданную свободу, но я получила пустоту...

Когда мы с Сергеем поженились, у меня и его это был второй брак, мне казалось, что жизнь наконец-то входит в спокойное и желанное русло. Моя душа, истерзанная в первых неудачных отношениях, оттаивала. Наша двушка стала не просто стенами и крышей, а настоящим гнездышком, местом нашей силы и семейного покоя. Мой сын Игорь, поступив в университет, начал свою взрослую жизнь в общежитии и впервые за долгие годы у меня не было постоянного чувства ответственности за ребёнка. Я могла выдохнуть, пожить для себя, точнее для нас...

Голос тёти Люды в телефонной трубке был сладким, как свежий мёд, и таким неестественно ласковым, что у меня по спине побежали мурашки. — Алёшенька, родной! Как ты там, в своей новой квартирке? Мы так за тебя рады! — заворковала она. Я замер у окна, глядя на огни вечерней Москвы, которые только недавно стали для меня не просто красивой картинкой, а видом из окна моей новой квартиры, купленной в ипотеку, через годы стресса и семь лет беспросветной работы не в самой весёлой столичной IT-конторе. — Спасибо, тётя Люда, — осторожно произнёс я...

Нашу любовь я всегда сравнивала с хрустальным дворцом — прекрасным, хрупким и пропускающим добрый свет. Мы с Сергеем построили его за три года, мне казалось, что на века. Мы понимали друг друга с полуслова, его смех был моим солнцем, а его объятия — самой надёжной крепостью. Он был моей опорой, моим лучшим другом, всей моей жизнью и я думала, что для него я тоже многое значу. Но у нашего дворца был невидимый изъян, трещина в самом фундаменте – моё прошлое. У Сергея я была первой и единственной женщиной, а у меня он не был первым и он об этом знал - я это не скрывала...

Когда я встретил Катю, мне показалось, что жизнь подарила мне второй шанс на счастливые отношения. После развода я уже и не надеялся, что снова смогу испытать это тёплое, пьянящее чувство — будто вернулся в ту пору, когда сердце бьётся чаще не от стресса, а от предвкушения встречи. Она была умна, остроумна и по-женски мудра, а в её глазах я читал ту же самую усталость от одиночества, что была и в моих. Мы были двумя кораблями, нашедшими тихую гавань друг в друге. Всё было идеально, даже слишком...

Анна сидела в своей гостиной и слушала, как за стеной соседка, Вера Семеновна, на повышенных тонах объясняла кому-то по телефону свою позицию. Слова доносились сквозь тонкую перегородку, будто Вера находилась прямо здесь, в комнате. — Нет, ты представь себе, Анька то, просто взяла и сдала свою мать дом престарелых! — голос Веры звенел от праведного негодования. — Говорит, у той маразм начался, за ней уход нужен постоянный… А сама что? Руки отсохли? Мы свою маму до последнего дня дома держали, сами...

Тишина в квартире была звенящей и хрупкой, как тонкий лёд. Я сидела за компьютером, пытаясь сосредоточиться на цифрах в таблице, но из-за тонкой перегородки доносился настойчивый шепот моей мамы и гулкий голос невестки. Они громко обсуждали, а какая скидка и в каком супермаркете выгоднее. У меня сжались кулаки. Легко им обсуждать скидки, когда твои продукты покупает кто-то другой – я и мой муж, так как работали только мы, но оба на удалёнке. Наша жизнь с мужем Максимом в последний год превратилась в сплошной финансовый учёт расходов и доходов...

Тишина в квартире стала свистящей и тягучей, как патока. Анна прислушивалась к этому гулу лёжа, с открытыми глазами в предрассветной мгле. Рядом, повернувшись к ней спиной, негромко похрапывал муж Сергей. Его сон был спокоен, почти благостен. Это был сон человека, уверенного в своей правоте. Аня же чувствовала себя так, будто внутри у неё поселился рой ос – тревожный, злой и противно жужжащий. Этот рой поднимался каждый раз, когда Сергей поднимал вопрос о работе, точнее, он намекал Анне, что ей пора устроиться на работу: – Ань, тебе бы резюме обновить...

Все началось с тишины. С той особой, плотной тишины, что опускается на дом, когда все дела переделаны и кажется, что мир замер в ожидании чего-то. Я сидела в кресле, положив руку на свой ещё почти плоский живот, где уже билась новая жизнь. Внутри меня росло чудо, а снаружи — тихая, липкая паутина лжи. Он, мой Сергей, мой надежный, взрослый мужчина, с которым мы прошли огонь и воду, мирно сопел рядом на диване, уткнувшись в планшет. На его лице играла знакомая улыбка — та самая, с легкой хитринкой, которую я всегда считала обращённой ко мне...