Культура Письма | Писатель Лиза Райт

— Серёженька, ну ты же понимаешь, так будет честно… Тёща держала половник так, будто разливала не борщ, а наследство Рокфеллеров. За окном тягуче капал мартовский дождь. На кухне тикали часы, но казалось, что громче них— только напряжение в воздухе. Сергей медленно положил ложку на край тарелки и посмотрел на неё. — Валентина Николаевна, честно — это когда делят поровну. Он выдержал паузу. — А когда одному всё, а другому ничего — это немного другое слово. Рядом молчала Лена. Скользнула взглядом по столу, колупала край салфетки, делая вид, что её это не касается...

— Ма, ну ты же понимаешь… Игорь вздохнул, развёл руками, глядя на мать с сочувствием, от которого стало не по себе. Как будто это она задолжала ему деньги. Как будто это она сейчас стоит перед ним в ожидании милости. — Ну не сейчас. — Он сделал паузу, будто подбирал слова помягче. — У меня столько расходов… Мария Петровна сжала чашку крепче. От горячего чая по ладони пошла волна тепла, но внутри становилось только холоднее. Она не хотела этого разговора. Не сегодня. Не с ним. Но пришлось. Потому что пенсия — не резиновая...

— Виктория, дорогая, а ты уверена, что этот ресторан тебе подходит? Светлана Андреевна изящно поправила салфетку на коленях, её тонкий голос пронёсся над столом, словно холодный сквозняк в дорогом особняке. Официант, только что поставивший карту вин, замер на мгновение, как будто почувствовал, что только что был дан первый удар. Виктория посмотрела на мужа. Андрей опустил глаза, делая вид, что увлечён выбором вина. Она осталась один на один со свекровью. Виктория сжала пальцы под столом, но улыбнулась...

Семейный ужин, который изменил всё –– Оль, ну ты же понимаешь, что это логично, –– мать привычно поджала губы, водя ложечкой в чашке, как ведьма в котле. Семейные ужины всегда проходили по одному и тому же сценарию. Мать – хозяйка стола, модератор всех обсуждений, та, чьё слово всегда последнее. Вика – младшая дочь, та, кого нужно беречь, защищать, которой всегда сложнее. Ольга – старшая. Ответственная. Взрослая. Самостоятельная. Та, что всё поймёт. Сегодняшний вечер ничем не отличался. –– Ну? –– мать наклонила голову, ожидая кивка согласия...

–– Женщины в этом доме никогда не имели права голоса. Вика сидела за столом, сцепив пальцы под скатертью, так крепко, что костяшки побелели. Чай перед ней остыл. Она бы его даже не тронула – ком стоял в горле. Свекровь, Наталья Игоревна, сидела напротив, неспешно размешивая сахар в своём фарфоровом сервизе. У неё не бывает случайных движений, всё чётко, отточено – как будто каждая ложечка сахара в чашке тоже подчиняется её строгому порядку. Она выглядела идеально, как всегда. Белая блузка без единой складки, волосы аккуратно убраны в пучок...

Весна выдалась ранняя, будто сама природа решила поторопить год своим тёплым дыханием. На кухне, освещённой ярким солнечным светом, разгорелся спор. Вероника, в старом махровом халате и с выцветшей краской на волосах, обхватила руки чашкой чая. – И что ты хочешь этим сказать, Стас? Что «она» теперь лучше меня?! – голос дрожал, не от злости, а от унижения. – Ника, хватит! Ты сама видишь, мы... разные. Мы больше ничего друг другу не даём, – Стас бросил взгляд в окно, избегая смотреть на жену. Мартовский вечер на кануне 8 марта пах предательством...

– Мам, ну ты вообще… Где мой рюкзак?! Я сейчас опоздаю! Голос дочери, наполненный раздражением и паникой, врезался в голову Татьяны, как гвоздь в свежий стол. Она только открыла глаза. Секунду назад лежала, вцепившись в тёплое одеяло, пытаясь выжать ещё пять минут сна, но нет… Разбудили. Вера всегда начинала утро с претензий, как начальник на аврале. «Просто утро. Просто как всегда», – подумала Таня и села на кровати, разминая шею. Где-то на кухне булькало молоко. Ах да. Какао. Она подорвалась. Включила...

Марина Павловна медленно, с показным отвращением, поковыряла ложкой в борще, словно это было что-то подозрительное из лаборатории биологического оружия. — Ты вообще в своём уме, девочка? Это что, по-твоему, еда? – её голос прозвучал так, будто Катя только что подала ей тарелку с тухлыми тараканами. – Ты моего сына за кого держишь? За сельского пастуха? Она демонстративно тычком пальца отодвинула тарелку, и капля алого бульона сорвалась с ложки, оставляя кровавое пятно на её безупречно белоснежной блузе...

— Ты что, на шее у брата сидеть собралась?! Соня держала телефон двумя пальцами, будто это не айфон за сто тысяч, а дохлая крыса. На другом конце связи надрывно всхлипывала Лариса Аркадьевна, её мать. — Доченька, ну как ты можешь так говорить… Ты же знаешь, мне тяжело! В голосе матери звучала такая обида, будто Соня только что выставила её на мороз без сапог. Хотя, если подумать… идея была бы неплохая. Соня устало помассировала висок. Всё это было до боли знакомо. На прошлой неделе Лариса Аркадьевна...

— Дорогая, у меня срочная командировка. Три дня. Даже заехать домой не успею. Вадим говорил ровно, без эмоций. Как будто не жене звонил, а диспетчеру, чтобы предупредить о смене маршрута. Лиля замерла на светофоре, пальцы сжали руль. Вспотевшие ладони прилипли к коже. — Ага… — пробормотала она. Но ответа уже не последовало. Гудки. Три дня. Опять. Три очередных дня. Она медленно положила телефон на пассажирское сиденье, уставилась в лобовое стекло, но видела перед глазами только темный экран. Да когда ж ты, благоверный, дома-то будешь, а?! А еще пять минут назад она парила в воздухе...