PRO ГРАНИ ЖЕНЩИНЫ

Иногда мне кажется, что жизнь состоит из маленьких отсечек: вот ты дочь — ждёшь одобрения в мамином взгляде, потом — жена, боишься осуждения в мужнем присутствии, а там и мать, и наконец… бабушка. Я всегда представляла: буду нужна семье до самой старости. Такой “домашний маяк” — погреться, посоветоваться, поплакать, если надо. Мечтала, что в нашем гнезде, натопленном заботой, всегда найдётся уголок для каждого — кусочек яблочного пирога, стул у окна, любимый халат. Хранила рисунки детей, детские пинетки в глубине шкафа, вытирала чужие слёзы...

Если бы меня спросили, какой мой любимый цвет, лет так двадцать назад, я бы честно ответила — “бежевый”. Или серый. Не то чтобы любила, нет… Просто удобно. Не бросается в глаза. Стирается легко — не видно пятен, ни от кофе, ни от суеты. Всю жизнь я выбирала незаметное — вещи, события, желания… Даже мечтать старалась тихонько, чтобы никого не смутить и самой не обжечься. Только вот наступил тот самый возраст — когда у всех-то уже всё есть, а у меня — будто ничего нет: ни нужности, ни привычной беготни...

Я часто вспоминаю одну фразу — “бабушки не стареют, они становятся невидимыми”. Услышала её когда-то в автобусе, и тогда горько рассмеялась. Не про меня, думала. Я — живая, нужная, помощница, выручалочка… Эти слова меня согревали долгие годы: — Мам, можешь посидеть с Димкой до восьми? — Мам, отвези Машу на фигурное катание, пожалуйста… — Мам, у меня аврал — ужин сваришь нам? Просыпаешься утром — и сразу думаешь наперёд: что приготовить, что купить, не забыла ли, что для уроков, для завтрака, для души...

Про нейроны, связи в голове и всякие “практики для мозга” я слышала, конечно. Но всегда как-то неподсобно — думала: это не про меня. У меня, знаете, всегда хватало своих забот. Дом, дети, работа — жила же как все, куда там ещё что-то тренировать? Но вот… Недавно я впервые за пятнадцать лет спала до девяти утра. Пенсия — слово странное, тяжёлое, почти с привкусом соли на губах. Вроде бы и свобода, и время своё, а внутри тихо стучит пустота: а для чего теперь просыпаться? Я ходила в магазин — привычным маршрутом, но теперь, не торопясь...

Когда живёшь долго с одним человеком, начинаешь думать — ну, это и есть счастье. Или хоть его подобие, его уютная копия. Иногда между нами были шторки из молчания, иногда — цветная скатерть примирений. И я всегда предпочитала уступить, промолчать, чтоб не гремели в доме слова, как разбитая посуда. Мне часто казалось: главное — не затевать склок, не давать ему повода для раздражения, не ставить ультиматумов. Я пекла пироги, даже если устала. Я шла к свекрови, даже если болела голова. Я стирала носки, которые мог бы уже сам выбросить, пока не истлели до дыр...

Вот уж правда — думала, знаю о людях всё. Особенно когда прожито почти сорок лет бок о бок: суп, пироги, ипотека, заложенные носы у внуков. Глеб мой всегда был надёжный — из тех, кто вовремя возвращается с работы, не забывает про день рождения тёщи, чистит обувь даже летом. Подруги всегда завидовали: — Люба, тебе повезло с мужем. Надёжней только бетонный столб! Я иногда соглашалась, иногда внутренне улыбалась. А сама смотрела вечерами, как он ковыряет в газете свой кроссворд, и думала — интересно,...

Знаете, есть боль, которая в суставах — ломит и проходит. А есть — что под ребро: молча, тихо, но так крепко, что дышать тяжело. Вот у меня и накатила такая — будто навсегда. Хотя казалось, чего уж там — дом, да сестра… Маме стало плохо той весной. Стемнело и внутри, и снаружи… Уходила она долго — тихо-тихо, как свечка догорает в углу. Я с нею была до самого конца. Лето и осень — под голову подушку, в окно ветер, а у меня мысли точат — как дальше, куда себя теперь девать? Дом — это мама. Не просто стены...

Я, наверное, из той же категории мам, что умеют варить суп из ничего, чинить порванные колготки скрепкой и реагировать на фразу «Мам!» быстрее любой скорой помощи. В моей жизни всё крутилось вокруг детей: три разных кружка, пять видов каш, сандалии по акции и вечно какой-то выросший из штанов сын. И ни одной минуты — про себя. Да ну… Иногда, знаете, ловила себя на мысли, что я — как вечный моторчик. Завела себя в 90-х, и всё не остановиться: семья, семья, семья. Сначала всё было в ритме боевого марша «надо-надо», потом — будто сама себе солдат: шаг влево, шаг вправо — карается чувством вины...

Жить с Иваном — вот как это... Пахнет всё время борщом и стиральным порошком. По кухне разносится запах глажки, по подоконникам — сонные коты. А я бегаю, хлопаю веником: «Муж будет дома — чтоб ни пылинки!» Иван — привычка. Не любовь, а больше... Как кашлять по утрам. Привыкаешь, не ценишь, не замечаешь. Я ловила себя на мысли: вот он хлопает дверью, бросает сумку у входа — и мир будто становится тяжелее. Всё укладывается в старую колею, по ней иду и я. Вечер. Запах запеканки тянет на кухню, а в голове...

Знаете, как-то разговаривали мы с подругой — той самой, ещё с молодости вместе хлебнувшие и радости, и горя. Я ей пожаловалась: "Вот не могу понять, почему меня одно время просто выворачивало — все твердят: «Сильная, сильная…» Даже когда хочется по-человечески расплакаться — нет, держи фасон! А она посмотрела на меня с такой тихой улыбкой и вдруг сказала: — А кто сказал, что плакать — это слабость? Я тогда зависла, как компьютер на морозе. Всё, что годами казалось аксиомой, вдруг обернулось вопросом...

Привет, дорогие мои читательницы! С вами вновь я, и сегодня хочу поговорить начистоту — о том, что волнует лично меня уже не первый год… А, думаю, и вас не раз задевало за живое. Вот вы когда-нибудь задумывались, зачем нам всё вокруг твердят: "Ты обязана быть сильной"? Или наоборот — шепчут: "Ну не будь такой железной, мужчинам нравятся хрупкие…" И куда, скажите, деваться — к какому берегу пристать, чтобы на душе стало спокойно? Может, стоит выбрать что-то одно — прописаться в одном амплуа навсегда,...

Жаркое, душное утро… Солнце только-только протягивает сквозь окно золотые змейки по кухонному столу. Липа цветёт за окошком так яростно, что даже в комнате сладкий дух стоит — аж голова кружится. Я глаза протёрла — собиралась чаю заварить, воды из графина отпила, только и думала: может, выйти на балкон, вдохнуть полной грудью? И тут — телефон разрывается. Откуда-то из пекла этот назойливый звонок. — а сердце уже ёкнуло, как только увидела. — Галина Николаевна? Это банковский отдел. Напоминаем: у вас просрочка по кредиту… Я аж стакан чуть не выронила...