Живём жизнь

У нас нет телевизора и это спасает, помогает не сдохнуть от страха, недоумения и бессилия. Читала про исследование, когда мышам давали яблоки и били током, если грызуны начинали их есть. Впоследствии мыши падали в обморок от одного вида яблок. А я ловлю аритмию от телека. Но даже сквозь информационную блокаду ко мне пробилась новость про Курскую область. Как соседи проникли на нашу территорию, так и слова об этом захватили мое сознание. Невозможно делать вид, что ничего не происходит. Происходит. Опасность совсем близко, не где-то там, а рядом, под боком. Хорошо, что моя бабушка, которая всегда говорила "лишь бы не было войны" – не дожила...

У нас нет телека, но помню, что там часто рассказывают о героях. Сейчас, наверно, про участников СВО говорят. А у меня на глазах тоже развернулась история, от которой мурашки. Их двое. Не мурашек – героев. Это мои личные победители и я даже чуть-чуть причастна к их подвигу. А он такой, знаете, как-будто бы незаметный, тихий. Его рассмотреть надо. Но для тех, кто попал в похожую ситуацию, он очень важен. Рассказываю. Это началось три месяца назад в буднее утро. Возрастная семья. Он как обычно собирался на работу, когда в груди обожгло болью...

00.07 Полчаса назад муж сказал: "15 минут и всё". Я жду. Слушаю, как он рассказывает друзьям-танкистам про зачетную шаурму и соусы к ней. Потом обсуждает машины, затем – Ютуб-канал. Напоминаю о себе. С психом прощается с корешами, идёт курить, припечатав дверь громким ба-бах и вот, наконец, ложится рядом. Дождалась! – Как сегодня на работе? – спрашиваю я. – Нормально. Работа, – и молчит. – А что с рабочей машиной, почему пешком? – опять пытаюсь завязать разговор – Сломалась. Вновь тишина. – И кто теперь заберёт утром ребят? – Не знаю...

Казённые крашеные стены, терпкий запах лекарств и липкий страх - таков портрет надвигающегося горя. "Я с тобой, все хорошо, все будет хорошо..." - говорю я про себя, а вслух - совсем другое: что-то про домашние хлопоты, шутки о детях, мелю любую ерунду, лишь бы отвлечь и развеселить самого родного человека. А он смотрит на меня, и знаю, что половины и не слышит, но - улыбается. И взгляд... Я никогда не видела у него такой взгляд. Он детский. Так малыш глядит на маму: с любовью, радостью и доверием, с каким то внутренним светом...

– Надо было оставить собаку и пиздить тарелки, срываться и орать, как ебанутая мамаша! – это про тебя написал человек, которому ты открыто рассказывала, что устала и тебе просто невыносимо дома, что у тебя умирает отец, что ты била тарелки и детей, сбрасывая негатив. Решила, что вы с ней на одной волне и доверилась. Общалась, не пыталясь казаться лучше и правильнее. Поплатилась. Теперь не доверяй никому, девочка. Закройся на замок. Не впускай. У тебя есть только ты. Хотя... Подумай, почему сейчас...

У Марины золотистые вьющиеся волосы, открытое лицо и приятный голос. Она выглядит доброй феей пока не посмотришь ей в глаза. Такие у восковых кукол. Безжизненные. Марина моя коллега, корреспондент с пятнадцатилетним стажем. И я понимаю, почему ей все опостылело. Каждый год она пишет о том, что началась посевная, уборка, осенний призыв, новогодние праздники или каникулы. Рассказывает об одинаковых, словно яйца, концертах в районном ДК. Стенографирует совещания и планёрки, которые хуже б/ушной жвачки...

Теперь в гостях у родителей я каждый раз внимательно рассматриваю отца, пытаясь сохранить в памяти его образ, каждую морщинку, оттенок глаз, выражение лица целиком. Сегодня он улыбался, а у меня в голове щёлкал затвор воображаемого фотоаппарата. Хочу запомнить папу вот таким: расслабленным, спокойным, весёлым.  Потому что не уверена, увижу ли завтра его вновь, поговорю ли, встречусь ли взглядом? Готова к тому, что – нет. Знаю, что однажды, скоре всего скоро, папа... уйдёт. И он это знает.  – Поговори с ним, – плачет мама...

- Не трогай чужой велосипед! - резко прокричала знакомая своему сыну. На голос обернулась и я. Заметила, как мальчик лет четырех нежно гладит двухколесного коня, и пошла дальше. Та пара - за мной. - Мам, ты же купишь мне самокат? - тихо и несмело спросил ребенок. Мать промолчала. Тот повторил уже громче: - Самокат купишь? Пожалуйста, мам, купишь? Снова нет ответа. И мальчик закричал: - Мама, купишь? Самокат? Мне? И в его голосе звенел не каприз, а отчаяние... Она, наконец, ответила: зло, резко, как плюнула: - А ты заслужил?! И он больше не просил...