Письмо первое Дорогая Беата, сегодня ровно два месяца, как я узнала, что у меня рак груди. Это случилось на рядовом ультразвуковом исследовании у гинеколога 18 марта 2024 года. На экране появилась темное пятно, похожее на кляксу, как профиль какого-то лысого мужика с длинным носом. На ощупь оно оказалось затвердением размером с небольшую сливу. Как я его не заметила?! Взволнованная доктор срочно направила меня на маммографию и на прием к онкологу. Домой я шла в онемении. В голове постоянной пульсировали слова: «Почему я?» Это вопрос, пожалуй, и потом надолго становится самым бессмысленным, и самым болезненным. Мама, которой я позвонила со своей плохой новостью, отнеслась скептически: «Никуда не ходи! Эти врачи специально выдумывают, чтоб денег побольше заработать! У тебя просто грудь молодая и плотная, какие ещё уплотнения?!». Муж и дочери сперва не поняли, что происходит, но были полностью за дальнейшее обследования, и уже на следующий день я отправилась в одну из самых хороших клиник Краснодара. Маммография снова показала кляксу с носом, из опухоли взяли биопсию специальным пистолетом с широкой иголкой, а под мышкой, из лимфоузла, шприцом с тонкой иглой. Теперь нужно было ждать три рабочих недели, пока результаты этой биопсии будут готовы. Такой это анализ, долгого выполнения. Началось тяжелое время, время слёз и горьких раздумий. Меня терзали вопросы: «Почему возник рак? В чем искать причину болезни? Я умру? Что же делать?» Меня очень удивила личность маммолога-онколога Ксении Павловны*. Высокая, черноволосая, со строгим прямым каре, со своими пациентами она обращалась как укротитель змей: нарочито ласково, но всегда под жестким контролем. Она лично встречала и провожала каждого из «рыбок и солнышек», усаживала в кресло, со смаком разбирала все результаты исследований, раздавливала пациента шокирующими «это ваш лишний вес вырастил рак», «это ваши противозачаточные таблетки спровоцировали опухоль», «это ваш сидячий образ жизни наконец-то вылез наружу». После вызывала свою ассистентку, вместе с ней они энергично делали осмотр, короткими командами заставляя онемевшего от предыдущей процедуры человека «сесть», «лечь» или «встать». Наконец, ласковым голосом объявлялся приговор: «Вы больны раком, предположительно такая-то степень, вы не умрете, мы вас вылечим!» В моем случае, Ксения Павловна поставила третью стадию рака,T1N1Mo, предположив, что сперва будет операция, потом химиотерапия. Однако еще раз просмотрев все бумаги, отправила меня к хирургу-онкологу, профессору Давиду Михайловичу*. К профессору мы приехали с мужем, я выложила на стол уже целый том результатов анализов и исследований. Большой, полный, с очень уставшим видом, Давид Михайлович* в белом халате был похож на айсберг, громадный и молчаливый. Полчаса он вносил эти данные в компьютер, не проронив ни слова, затем десять минут меня осматривал. Приговор с его стороны звучал страшнее: у меня третья степень, но уже ближе к четвертой, T4N1M0, и сначала будут необходимы несколько курсов химии, а уж после них операция. Но прежде всего нужно дождаться результатов биопсии, затем поехать на консилиум в краевой онкодиспансер, где ежедневные очереди составляют минимум сто человек, и уже консилиум точно решит мою судьбу. Я готова была смириться с этим, но, дорогая Беата, но ты же знаешь моего мужа Максима, он не захотел мириться с ситуацией и стал узнавать у своих друзей и знакомых, сталкивались ли они с лечением рака, где и как лечили. Оказалось, что у одного из друзей, Даниила*, пару лет назад раком заболела мама. Он лечил её в городе Ростове-на-Дону, и все было хорошо, как вдруг врачи объявили, что, к сожалению, степень рака ухудшилась до последней, и что самым лучшим развитием событий будет «скрасить последние дни мамы теплом и участием». Даниил был успешным начинающим предпринимателем и решил за немалые деньги отправить маму лечиться в Германии.
1 год назад