Записи Родственной Души

 Сегодня настал день, когда я сольюсь в единое существо. Совмещу в себе сколопендру и свой истинный лик.   Я отрекусь от своего имени и стану серым кардиналом. Возможно, где-то будут ходить слова обо мне, но со временем это станет просто набором букв, есть ли толку от прозвища, если со временем никто его не вспомнит? Возможно, у меня появится новое прозвище или моё тело окончательно исчезнет с лика земли.   Я разворошу ласточкино гнездо, чтобы стать чем-то новым и не менее прекрасным.   Где-то...

Это последний глоток губительного кислорода. Сероватые змеи покинут свой дом: роковую палочку. Они в последний раз увидят мир и запишут всю боль, уходя по руинам, которые оставляли последние следы былой цивилизации, прямо к небесам.   Пока есть время, киноплёнка сможет запечатлеть алтарь Калухана. Тонкая серая вуаль краем успеет уловить, хотя бы из дали, грозный двор Оливьера, где в бочках жгут резину, разносятся голоса и глухой звук деревянной утвари, всё это затянуто забором со стаей сторожевых...

— Разница между тобой и Калуханом: он даёт выбор, когда ты вмешиваешься в выбор людей, в их ситуации, не разбирая нужна им твоя помощь или нет. Твоё различие с Оливьером: ты не скрываешь своё истинное лицо. Дад строит своё величие на страхе других, заставляя слухи и имя ползти из каждых уст. Хоть не каждый говорит имя Ласточки в слух, но каждый держит образ в голове. - такие были последние слова Мотылька.   На уме у меня долго вертелся диалог с Мотыльком.  Я так долго перебирал её посылы, что зашел...

— Ты помнишь сколько насекомых ты убил за всю свою жизнь?   Такой вопрос задал мне Мотылёк, но я думал совсем не об этом.   Эта девушка получила своё имя не зря. Она была олицетворением этой бабочки. Каждый её шаг стремился к свету. Серые глаза искали направление в лице Калухана, но детская наивность не помогла разглядеть в лампочке свою гибель, продолжая полет, забывая о том, что можно обжечься и никогда не взлететь.   Мои глаза видели как за её спиной расцветают тюльпаны и хризантемы, словно пронизывая кожу, стремясь наружу...

Я кидаю гадюшник с фильтром вниз, наблюдая как оранжевый уголек пролетает через этажи. Он теряется во тьме и остаётся только жаркий силуэт перед тем как стать серым пеплом и золой, теряясь в пучине мрака у подножия первого этажа, среди мусора, крыс, остатков кирпичей и бетона.   Эта злодейка напоминает тебя. Ты светил ярко, освещая, хотя бы мне одному, путь, каждый шаг в бездну, но твой свет так же погас, не справившись с тьмой подлунного мира. Каждый жест, подаренный взгляд и смех дарили эйфорию, я, словно был зависим...