Арина Ветрова | Рассказы для души

Всё случилось неожиданно — не с сына слов, а от соседки Вали, с которой раньше только на улице здоровались. — Зоя, — шёпотом, будто в заговоре, — ты хоть в курсе, что у Андрюши свадьба? — Что? Какая свадьба? — Да ты в соцсетях-то бываешь? В интернете же всё! У Маши там фотки — кольца, торт примеряют, платье кружевное… Вон соседки обсуждают, что у тебя сын — прямо жених завидный. Последние годы общение стало скудным — телефоны, редкие визиты, короткие “меня всё устраивает, мама, зачем тревожишь”. Но я не обижалась — все молодые так, ведь есть у них свои планы, свои заботы...

— Тут вот, Елена Васильевна, пара вопросов… — сказал нотариус, листая бумаги. — У вас ведь сын один? — Конечно! — я даже удивилась. — И, собственно, только мы с Виктором… — Понимаю, понимаю. Просто по закону указывается иная наследница — дочь Виктора… Не волнуйтесь, такие формальности иногда всплывают неожиданно. Вот её данные: Татьяна Викторовна... Ледяной ком в груди. Дочь? Виктора дочь? Это шутка? Нет, ошибка. Я сразу улыбнулась, голос дрогнул: — Тут опечатка, не иначе. Нотариус пожала плечами: — Всё, что вижу в официальных данных… Корпус коридора поплыл перед глазами...

Переезд — это всегда немного прощание. Со старыми стенами, запахами, привычным полумраком коридора. С картонными коробками, пылью, случайно найденными фотографиями в потрёпанных конвертах. Для меня, этот переезд был как чистый лист — редкая возможность что-то пересмотреть в себе. Катя смеялась, примеряла взрослеющее терпение: — Мам, у нас бабушкино наследство! Сейчас разыщу клад! — и, как всегда, с искренностью ребёнка. В шкафу, среди вязанных кофточек и норкового воротника, который так раздражал меня зимними вечерами, я случайно наткнулась на коробку...

Иногда самый обычный день переворачивает всю жизнь — до мелочей. Утро было с лёгким шумом ветра за створками окна, с запахом варёного кофе и несобранных, разбросанных по дивану газет. На кухне пахло лавандой и пудрой, на подоконнике, как всегда, стояли сухие ветки шалфея. Валентина Ивановна уже доставала из коробки конверты — прошлогодние, как шашки, письма и пожелтевшие карточки. — Танюш, ты помоги мне, пожалуйста, разберём чуть-чуть, — попросила она. Я устроилась за столом, ворошила чужое прошлое...

Что-то странное бывает в пустых комнатах после ухода близкого человека. Вещи матери — аккуратно сложенные платки, старая брошь, письмо с пожелтевшими краями, записка “Не забудь полить цветы” на холодильнике — они будто всё ещё дышат. Сердце глухо стучит в груди — всё кажется не по-настоящему. День похорон — как в тумане, будто из-под воды. Родственники приезжают, соседи приносят пироги, в прихожей перестук каблуков. Я устала только здороваться — каждое слово выдавливается сквозь комочек в горле...

Это случилось так буднично, что поначалу не поверила: звонок — «Вера Сергеевна, зайдите в отдел кадров», а за дверью уже ждали начальница и настороженная девушка из кадров. Лица у всех какие-то виноватые, глаза бегают, на полке пластиковый стакан с пластиковым чаем — привычно, вроде, но вдруг… — У нас сокращение, Вера Сергеевна, вот — уведомление... — произносит начальница, не встречая моего взгляда. Глухо в ушах — будто кто-то хлопнул стеклянной дверью, а я осталась по ту сторону. За месяц до пенсии!...

Жизнь иногда меняет планы не спрашивая. Октябрь начался с дождя и мелкой сырости, а закончился внезапным звонком дочки. Обычно звонила по выходным — спросить, как здоровье, что нового у соседок, напомнить купить Саше куртку подлиннее. Но в этот раз голос был суетливый, чужой. — Мам, только не волнуйся! Мне… срочно нужно ехать, командировка на месяц, максимум на два, ну может чуть больше… Я Сашу оставлю у тебя, ты же не против? Не против? А как тут быть против — если речь про внука? Конечно, останется...

Есть такие фразы, что прожигают душу насквозь, долго не дают снять тяжёлое оцепенение. Помню тот день, словно вчера: городской шум за окном, кофейные разводы на столе, запах усталых бумаг и его голос — громкий, недовольный, металлический. “Без меня ты — никто. Никому не нужна. Не сможешь нигде и никогда.” И всё это — при всех, да чтоб наверняка. Глядел в упор, в глазах — злость, в губах — презрение, а в голосе… Фатальность, которая меня раздавила. Я стояла, цепляясь за поручень кресла. Перелистывала...

Как часто мы боимся своих слабых сторон. Долго прячем под домашним уютом, под детскими рисунками на холодильнике, под правильными “доброе утро”, что внутри уже давно — не утро. С виду — семья, муж, ребёнок, обязательная свекровь, традиция в выходные вместе пирог печь… В общем, “нормальная жизнь”. Но однажды всё рушится не из-за большой беды, а из‑за пары фраз, сказанных чужими — или не совсем чужими — на глазах у всех. Родительское собрание… У кого из нас оно не вызывало дрожи в коленках? Вот и я — Ирина — шла в класс с привычной тревогой...

Когда наш с Сергеем брак окончательно разложился на пунктирные линии, я — честно — не думала, что нас ожидают какие-либо драмы. Всё было так цивилизованно, что подруги крутили у виска: — Ты либо святая, либо у вас что-то нечисто… Ну а для меня это было просто дело принципа. Мы делили даже чашки поровну: вот тебе сервиз, вот мне — стиральная машинка, обои на кухне по желанию оставила себе, книги — забрала любовно, поштучно, даже дочерины рисунки выложили в одну коробку: напополам. Сергей жил в нашей двухкомнатной квартире и, казалось, только рад, что всё прошло “без крови”...

Я думала, что всё уже позади. Два года — это ведь почти вечность, если не считать воспоминания, что иногда подкрадываются в тишине. Но в этот мрачный октябрьский вечер я нашла на пороге серую коробку без обратного адреса. Скользнула ладонью по шероховатому картону: ни имени, ни даже намёка, кто мог прислать. Решилась открыть — внутри лежал аккуратно обёрнутый в бумагу дневник с пожелтевшими краями и маленький белый конверт. Записка была короткая, как вздох: Руку сразу пробрало холодком. Я медленно...

Говорят, что время лечит. А я бы сказала — оно только расставляет всё на свои места. Вот прошло почти три года с того, как я собрала свою жизнь в две большие сумки, перевезла Андрея к маме и сказала Виктору — живи. Всё тебе: квартира, машина, даже та старинная этажерка, что мне была дороже золота. Мир — вот чего мне хотелось. Чтобы сын видел: мама не озлобилась, не держит зла на отца. Пусть хоть алименты не забудет, мол, будет по-честному, по‑человечески. Я хотела, чтобы у Андрея всегда было, куда прийти в гости к папе – “посидеть за своим столом, поиграть на пианино”...