ВСЕГО ПОНЕМНОЖКУ

«Моя мaма, возврaщаясь с работы, никогда не бежaла с порога на кухню тeреть кaртошку на дeруны или крaхмалить пододeяльники. Она ложилaсь на двaдцать минут вздрeмнуть и только потом принималась за домaшнюю работу. Кроме того, бeсконечно боролась с моим упрямством, докaзывая, что после школы полeзны игры в «Тише едешь – дальше будeшь», а не синусы-косинусы. Приводила в примeр эпизод из «Москва слезам не верит», в котором Катерина, возврaщаясь с завода, первым делом усаживaлась на диван отдохнуть. Прямо в рабочем костюме и ботах. Только мне ничeго не помогало. Я считала, что отдых – удел слабых, а имeющие цели должны рaботать двадцать четыре часа в сутки. Подрyга уже дeсять лет не берет отпуск. Она спит по пять часов в сутки и упорно делает кaрьеру, искренне веря, что любая пауза отбросит ее на нeсколько лет назад. Вот только тело подводит: упало зрение, шалят нeрвы, и сердце работает с перебоями. Я долго брaла с нее пример, пока не узнала о законе нейтрального положeния. Он прост, как теорема Пифагора. Для любых изменений в жизни нужна остановка. Привал. Возможность перевести дух, вытереть пот, съесть лазанью и подкрасить губы. Проверить уровень горючего в собственном энергетическом баке, чтобы избежать риска заглохнуть посреди дороги. Ведь невозможно на полном ходу вписаться в поворот. Нереально выбраться из леса, не остановившись и не определив север-юг. Никому не под силу усвоить все шесть уроков без обязательных перемен. Паузы требуются на каждом шагу: перед прыжком в воду или в высоту, перед взятием финишного аккорда во время исполнения Бетховена или высокой ноты в романсе «Не пробуждай воспоминаний», перед выходом на сцену и началом новых отношений. Чтобы солгать или сказать правду. Мы останавливаемся во время рождественских праздников и на красный свет. Фигурист – перед выполнением тройного тулупа. Шахматист – обдумывая следующий ход. А если паузы игнорировать и нестись со скоростью двести километров в час – нас остановят обстоятельства: простуды или достаточно серьезные болезни, аварии, пожары и землетрясения. В жизни все ритмично: день-ночь, зима-лето, вдох-выдох. Даже на дискотеке чередуются быстрые и медленные композиции. Даже в зале тренажеры ставят на профилактику. Так что прав был некий просветленный, утверждая, что в жизни обязательно должны быть моменты, когда с нами ничего не происходит: мы просто сидим и смотрим на мир, а мир в это время смотрит на нас».

Никто из жителей этой улицы уже и не помнит откуда появилась эта пожилая женщина, но все точно знают, зовут её баба Маша. Целое лето баба Маша ходила по рынку и подбирала то, что торговцы оставляли на выброс, а поздним вечером возвращалась на знакомую улочку, где была уютная детская площадка с не менее уютной беседкой. Баба Маша понимала, что она бомж, попрошайка, и ещё как все её любили называть переносчик заразы, поэтому старалась лишний раз не попадаться жителям двора на глаза. Несмотря на то, что баба Маша была бездомной, она была очень чистоплотной женщиной.Никто доподлинно не знал, как ей это удавалось, но каждый день эта пожилая женщина аккуратно причёсанная и в чистой, хотя и старой одежде снова отправлялась на рынок. Иногда сильно устав, она возвращалась пораньше, но увидев играющих детей и присматривающих за ними родителями, семенила в обратную сторону, чтобы не попадаться им на глаза. Сегодня она снова бродила по рынку в поиске съестного, но то ли день не задался, то ли всё быстро раскупили и на выброс ничего не осталось, так что бабе Маше пришлось сегодня довольствоваться только двумя сливами, которыми её угостила знакомая торговка с рынка. Баба Маша шатающейся походкой возвращалась «домой», голодная и усталая, она не заметила, как прошло мимо взрослых и играющих детей, и зайдя в ставшую такой родной беседку, бесшумно заплакала. - Мама, смотри, бабушка плачет! - Бабушка, тебя кто-то обидел? У тебя что-то болит? - Нет-нет, мой милый. У меня всё в порядке. Ты беги, играй, не беспокойся, я сейчас передохну и пойду дальше. Через некоторое время бабу Машу обступили много ребятишек и наперебой стали расспрашивать о том, что с ней произошло и почему она плачет. В этот момент баба Маша была похожа на затравленного зверька. Она боялась, что сейчас её прогонят со двора, и ей больше негде будет ночевать. Но этого не произошло, и с тех пор каждый день сердобольные жители домов приносили ей еду, старую одежду, средства гигиены. Дети полюбили бабу Машу, и теперь каждый день вместо шумных игр они собирались вокруг неё и слушали сказки и рассказы, которые она знала великое множество. - Баба Маша, спасибо вам за детей! Благодаря вам они стали много читать и даже выучили несколько стихотворений. - Да не за что… Это вам спасибо, что не прогоняете меня… - Может вас в дом престарелых определить? Там всё-таки и еда есть горячая, и какая никакая крыша над головой… - Нет! Что вы! Я не хочу в дом престарелых, я ещё сама могу себя прокормить, а там пусть живут те, кому действительно жить не на что. - Что же вы будете делать, когда похолодает? Ведь скоро осень, а там и зима не за горами. - Не знаю, милая… Что-нибудь придумаю. - Ну, так же нельзя. Человек не должен жить на улице. Это не правильно! - Я знаю… Видно судьба моя такая. Но вы не беспокойтесь, я вас не потревожу. Если, что не так, вы сразу скажите, я тут же уйду. - Ой, куда вас гнать, живите уже. Оле было жаль старушку, но что она могла сделать? К себе пригласить она её не могла, сама жила на птичьих правах в однокомнатной съёмной квартире с двумя детьми, а в приют баба Маша не хотела. Теперь каждый вечер Оля возвращаясь с работы, приносила с собой остатки того, что оставалось на их кухне, благо она работала помощницей повара. - Спасибо тебе деточка, кормишь меня, заботишься обо мне. - Да, что вы! Ничего я такого не делаю… Надо как-то с жильём решать, скоро осень. - Всё в руках Божьих, деточка... Не переживай за меня, я как-нибудь сама. Баба Маша поёжилась от холода. Ночи стали заметно холоднее, а ажурные стенки беседки пропускали порывы ветра так, что холод пробирал пожилую женщину до костей. Сколько не старалась заснуть баба Маша, всё равно не получалось. Она уже накинула на себя тёплую кофту и повязала пуховый платок, но всё без толка. Она с тоской посмотрела в сторону домов, где жители давным-давно уже спали. Вскоре баба Маша уже не могла терпеть, и она торопливо направилась в сторону одного из подъездов. Она уже долго ходила от одного подъезда к другому, пытаясь открыть двери, но все двери были наглухо заблокированы.

Моя бабушка всегда говорила, что тяжёлую блокаду и голод она и моя мама пережили только благодаря нашему коту Ваське. Если бы не этот рыжий хулиган, она с дочерью умерли бы с голоду как многие другие. Каждый день Васька уходил на охоту и притаскивал мышек или даже большую жирную крысу. Мышек бабушка потрошила и варила из них похлебку. А из крыски получался неплохой гуляш. При этом кот сидел всегда рядом и ждал еду, а ночью все трое лежали под одним одеялом и он согревал их своим теплом. Бомбежку он чувствовал намного раньше, чем объявляли воздушную тревогу, начинал крутиться и жалобно мяукать, бабушка успевала собрать вещи, воду, маму, кота и выбежать из дома. Когда бежали в убежище, его как члена семьи тащили с собой и смотрели, как бы его не унесли и не съели. Голод был страшный. Васька был голодный как все и тощий. Всю зиму до весны бабушка собирала крошки для птиц, а с весны выходили с котом на охоту. Бабушка сыпала крошки и сидели с Васькой в засаде, его прыжок всегда был на удивление точным и быстрым. Васька голодал вместе с нами и сил у него было недостаточно, что бы удержать птицу. Он хватал птицу, а из кустов выбегала бабушка и помогала ему. Так что с весны до осени ели еще и птиц. Когда сняли блокаду и появилось побольше еды, и даже потом после войны бабушка коту всегда отдавала самый лучший кусочек. Гладила его ласково, приговаривая – кормилец ты наш. Умер Васька в 1949 году, бабушка его похоронила на кладбище, и, что бы, могилку не затоптали, поставила крестик и написала Василий Бугров. Потом рядом с котиком мама положила и бабушку, а потом там я похоронила и свою маму. Так и лежат все трое за одной оградкой, как когда-то в войну под одним одеялом.

Опубликовано фото

Сейчас я все чаще читаю – и все реже вытираю пыль. На даче я часами могу сидеть на крыльце и наслаждаться видом – мне теперь плевать, что на грядке сорняки. Я все еще работаю, но никому не советую: время с семьей намного важнее… Жизнью надо наслаждаться, а не просто «терпеть» ее. Удивительно, каким ясным стало мое мышление сейчас, когда уже ничего не исправить… Я больше не пытаюсь сэкономить во время каждой покупки. Все самые красивые скатерти, простыни и сервизы я стала использовать каждый день, а не только по «особому случаю». Когда иду в магазин за продуктами, одеваю все самое красивое. Заметила, что когда хорошо выглядишь, гораздо легче расставаться с деньгами. Я поняла, что не надо ждать «особого случая», чтобы воспользоваться самыми любимыми и дорогими духами. Такое удивительное чувство: благоухать, когда идешь в банк или в поликлинику. Меня больше не злят все те мелочи, которые так часто портили мне настроение раньше: незаконченные домашние дела, неприветливые кассиры в супермаркете или протекающий бачок в уборной. В моей жизни больше никаких «на следующей неделе» или «Когда-нибудь». Все самое интересное я делаю прямо сейчас. Каждое утро я спрашиваю себя: «А что бы я сегодня делала, если бы точно знала, что завтра уже не проснусь?». Это отрезвляет. Я теперь чаще звоню детям и стараюсь при каждом удобном случае извиниться за что-то в разговоре с подругами. Годы, которые каждому из нас остались – это подарок, а не что-то, что якобы у тебя еще «есть». Никто ничего нам не гарантировал, даже завтрашний день. Возможно, наша жизнь оказалась совсем не той, о которой мы мечтали в детстве. Но пока мы здесь, ничто не мешает нам танцевать. Ничто, кроме нас самих!

Опубликовано фото

Что можно было купить на рубль в СССР?

Она куталась в шарф, прикрыв глаза. Вокруг суетливо носилось бесконечное количество людей. Приближалось начало концерта. Музыканты столпились перед большим подиумом, откуда шел подъем на громадную сцену. Она кинула взгляд на телевизионный монитор, транслирующий зал в полумраке: он был полностью забит. — Вы готовы? — нервно спросил у нее один из директоров-организаторов. Она молча посмотрела на него и кивнула, еще больше закутываясь в шарф. Ее знобило так, что дрожь била все тело от пальцев ног до головы. Заболела она совсем некстати. Хотя артисты всегда болеют совсем некстати. Концерт этот был частью мирового тура, так что перенос, сбивающий весь график, означал бы кучу проблем и неприятностей. Она это понимала: нужно было собраться и отработать. Услышав предзаписанный текст, объявляющий ее, музыканты гурьбой потянулись на сцену. Стихла приветственная музыка, и ее ребята вступили. Как только до конца интро оставалось несколько тактов, она сделала три шага к сцене. Вдруг директор сжал ее локоть. — Как ты? Уверена? Сглотнув, она вновь молча кивнула и передвинула рычажок на микрофоне. Загорелся зеленый огонек. — Видишь, он готов. И я готова, — и не дожидаясь ответа, вышла на сцену. Несколько десятков тысяч человек тут же взревели от восторга. Программа была долгой, около двух часов. Все ее звездные песни. Используя весь свой опыт, природные данные и умение пользоваться голосом, она мастерки обходила сложные вокальные места. А как иначе с температурой под сорок и разрывающимся от простуды горлом? Врач в клинике, куда она специально легла ради этого тура, предупреждал, что иммунитет ее ни к черту. Что из-за приема веществ она приговорила свой организм, поэтому восстановление будет каждый раз даваться все с большим и большим трудом. А зритель даже и не замечал, что она поет не в полную силу. Им было достаточно просто видеть ее и слышать. Музыканты, играющие с ней не первый год, все понимали. Играя вживую, старались не загоняться; барабанщик даже изначально брал темп чуть медленнее, слыша, что ей все труднее и труднее контролировать голос. Шла вторая половина концерта, и все, затаив дыхание, ждали главный хит. Сказать, что все пришли ради него? Конечно нет. Но без него — никак. Закончилась песня. Остановив оркестр, она вдруг обратилась к залу. Постепенно рев стих, и она тихо сказала в микрофон: — Я хочу перед вами извиниться. Правда в том, что я больна и не уверена, что смогу. Я знаю, вы ждете. И вы правы. Но обмануть вас я не могу. Давайте я попробую. Хорошо? По удивленному залу прошел шепот. Потом раздались первые аплодисменты, переходящие в бурную овацию. Она повернулась назад и щелкнула пальцами. Музыканты вступили. Все получалось. И пока саксофонист играл соло после второго куплета, она в голове начала обратный отсчет. Дело в том, что там была запредельная модуляция. Ее она проходила легко, но не сейчас. Не сейчас. «Попробовать? А вдруг опозорюсь?..» — метались мысли в ее голове. Еще один такт. Она подняла руки и... бессильно опустила их. Дала оркестру знак «стоп». Зал затих. — Простите... — шептала она в микрофон. — Я не могу. Правда не могу. У меня не получится. Простите меня... И тут буквально через мгновение, словно по команде, зал запел. Хор в несколько десятков тысяч человек, не сговариваясь, легко и очень трогательно начал подпевать ей. Быстро сориентировавшись, со второй строчки вступили музыканты. Зал пел хором. Для нее. Только для нее. Песня признательности и благодарности. Она стояла, глотала слезы и молча смотрела на этот праздник, не в силах произнести ни слова. Сверху спустились ее бэк-вокалистки и окружили ее, обнимая. Музыканты продолжали играть, а зал продолжал петь. Как только стих финальный аккорд, началась овация, которая длилась около двадцати минут. Ее не отпускали со сцены. Она покинула нас давно. Но она с нами. Навсегда. Великая Уитни Хьюстон. Маленькая негритянская девочка с очень непростой судьбой. С огромным талантом. Великая певица и одна из лучших артисток двадцатого века.

Муж научил ее краситься, качать бедрами, читать классику и вести себя в обществе. Их любовь возмущала всю Италию, но они разрешили себе быть счастливыми. Понти сказал Софии, что она очень хороша и стала бы кинозвездой; вот только похудеть, конечно, надо, особенно в бедрах и нос укоротить. Софии было неприятно это слышать: себе она нравилась, и этого было достаточно. Сказала, что нет, ничего в себе переделывать она не станет. После этих слов Понти бесконечно ее зауважал: он привык, что девушки готовы на все, только бы стать знаменитыми. И отказаться от мысли сделать из Софии звезду уже не мог. Он чувствовал себя ювелиром, заполучившим редкий, но неограненный бриллиант. Понти возился с Софией месяцами: учил, как говорить без неаполитанского акцента, как краситься и причесываться, чтобы не быть похожей на смешную провинциалку, заставлял читать классическую литературу и слушать классическую музыку… Он даже научил ее красиво ходить: ставил в два ряда письменные столы с открытыми ящиками, а Софи должна была закрывать их, проходя мимо и качая бедрами. Псевдоним Софи Лорен придумал тоже он, и заключил для нее выгодные контракты. Софи Лорен и Карло Понти прожили вместе полвека — Понти не дожил до золотой свадьбы всего несколько месяцев. Софи всегда говорила, что без мужа она никогда не стала бы той, кем стала. И что эту любовь ей подарил Бог.