Сильные духом

Люди по-разному трактуют состояние уныния. Психологи считают уныние несомненно поддающимся лечению видом депрессии. Православная церковь склоняется к тому, что уныние – несомненный грех для верующего человека. В самом деле, зачем человеку, познавшему Бога, унывать? Радоваться ему надо! Ведь мог бы и не узреть Всевышнего! В общем, проще объявить депрессивное состояние преступлением перед Богом и посулить за это небесную кару. Как будто человек уже не наказан здесь, на земле, беспросветностью этого...

Не успели передохнуть – опять боевая операция. Командованию доложили, что в районе Чарикара снова закопошились «духи». Надо проверить, так ли это. Может быть, кто-то нарочно запустил «утку», чтобы мы немного размялись. Проехали километров пятьдесят. Пустынно и тихо. И вдруг навстречу нам едет какой-то размалёванный автобус. Останавливаем его. В автобусе не так много людей – в основном старики. Комбат подзывает одного из них и приглашает к себе – на броню командирского «бэтээра». – Это вы у нас гости,...

На войне часто происходит так, что враги особенно лютуют в канун наших памятных дат. Они надеются испортить нам праздник и тем самым поднять себе настроение. И не без оснований – материальный ущерб дополняется моральным, и жертвам, кому посчастливилось выжить, становится ещё тяжелее. Сколько было военных конфликтов уже после Афганистана – везде и всегда происходит одно и то же: диверсии, теракты, обстрелы происходят именно тогда, когда у людей праздничное настроение. Вот и я нечаянно попал под такой замес, и мне довелось хлебнуть предпраздничной вражеской злобы...

2 мая. Я прикован к постели. Одна нога в гипсе, на другой – аппарат Илизарова. В таком положении нахожусь уже шестой месяц. Комбинированная травма: переломы обеих ног и сильные ожоги. Афганское ранение. Рядом с моей кроватью стоит капельница. Мне вливают гемодез – во время очередной операции я потерял много крови, и нужно восполнить эту потерю. Когда стоит капельница, спать нельзя: во сне можно неловко повернуться, и иголка либо пронзит вену насквозь, либо выскочит из неё, и дорогое иностранное лекарство вытечет на простыню...

В детстве, когда я бывал в деревне у бабушки, я очень любил проводить своё время у колодца. Городской ребёнок, я был «обделён» чисто деревенскими забавами, и, когда на выходные мы с родителями приезжали к бабушке и дедушке, меня влекло, естественно, к тем предметам обихода, которых у нас в городе не было. Я часами валялся на печи, воображая себя Ильёй Муромцем; ходил за грибами в лес, который начинался прямо за домом, и, конечно, часто появлялся у колодца. Там, гремя цепью и, не выходя из роли Ильи Муромца, я с гордостью поднимал наверх тяжеленное ведро, доверху заполненное водой...

Ну и денёк выдался сегодня: целый день без отдыха! Идём по следам банды Чапакара. Кишлаки словно вымерли – повсюду наследила эта банда. У душманов, наверно, есть наводчик, свой человек из местных. Иначе вряд ли бы им удавалось так долго от нас уходить. Найти бы этого человека – задача стала бы попроще. И вот, наконец, поступила команда: «Перекур!» Можно выбраться из душного «бэтээра», пропахшего гарью, перевести дух, продышаться на свежем воздухе. Какое блаженство – растянуться на пожелтевшей от...

В детстве я не мог понять, почему отец, прошагавший с боями от Днепра до Вислы, кавалер многих боевых орденов и медалей, никогда не вспоминает о войне. Я ревновал его к боевому прошлому, мне часто казалось, что у него есть какая-то сокровенная тайна, которую он мне обязательно поведает, как только я стану взрослым. Мне казалось, что лучшие дни своей жизни он провёл на войне, и я с нетерпением ждал, когда же он начнёт рассказывать. Однажды я даже попросил его об этом, но он как-то невесело отшутился и перевёл разговор на другую тему...

На одном из концертов, посвящённых итогам войны в Афганистане, барды перед выходом на сцену репетировали свои песни в тесной каморке-гримёрке. Происходило это форменное безобразие в здании Дома Российской Армии, в котором есть целых два зала, скопированных один в один неизвестным шутником-архитектором со знаменитого Колонного Зала Дома Союзов. И вот в крохотное помещение гримёрки вошёл неизвестный. – Заходите, Николай Николаевич, дорогой вы мой человек! – вспорхнула навстречу человеку в штатском Светлана Волкова, организатор военного концерта...