"Вечер" Мутно. В глазах будто просыпали песок, а всё вокруг проносилось в каком-то фильтре дереализации: движение рук расплывалось, буквы смешными плясовыми скакали от одного края к другому. Из жалюзи проскакивал полуживой бледноватый свет. Позвоночник выскакивал, но не пел дифирамбы, а жалостливо скулил, будто выманивающий сосок щенок. Освежится. Кружка скрипела по столу. Провалилась сквозь потные ладони. Кружка... Рука нарочно дёрнулась: "три в одном" мазками земляно-пыльной палитрой приукрасил бежевый свитер — потёртый порядком лет и будто обсыпанный голодными клопами, я думаю, подхваченными на одном дне рождения, в который я попал смутно помню как, ведь знакомых лиц я так и не обнаружил тогда. Наверно, при огромном желании я бы мог так и сейчас... Визгливый слон проехался по ламинату. Нужные буквы не собрались в концептуальное и ёмкое слово, описывающее весь скрежет кипяточного покраснения, но будящий топот, что тряской — как в той игрушке из детства, где колечки должны были попасть на некий шпиль, — собирал блудливые мыслишки о том, кем я всё-таки имею право представляться. Уже дойдя до заполненной с горкой раковины, очевидно было остыть на балконе. Кнопка лопнула. Полусвист жадно запирает кислород с приторно сладким и одновременно кислым дымом. Как всегда плутают души... Из соседнего дома, что почти вплотную, но невероятно далеко, чьи окна транслировали мне закат, каждый вечер играл джаз. И я бы предположил, что хозяин может умер, и в агонии отлепления от тела души, выкрутил музыку громче, но, когда наступала очередь уже моих окон транслировать рассвет, музыка прекращалась. Трупный запах... трупный запах подожённого фильтра впился в уголки языка. С отвращением я выкинул его в банку, где он играл свою последнюю роль библиотекарши, пытаясь заткнуть меня шипел. Шея сдавалась, пульсируя как гематома, а в голове прокручивался назойливых скэт. "Твою мать, сегодня я точно повешусь".
1 год назад