Dichelloff

Словно осколки разбитого зеркала, разочарования пронзают нашу жизнь с самого детства. Мы, как путники в пустыне, изнывающие от жажды миражей, обманываемся в друзьях, в себе, в тех, кто казался близким. Эта горечь несправедливости, словно тень, следует за нами неотступно. "Почему именно я?" — вопрошаем мы, обращаясь к небу, в поисках ответа на мучительный вопрос. Нам кажется, что удача отвернулась, и мир, подобно злому року, восстал против нас. Молитвы, словно сухие листья, падают на землю, не находя отклика...

Молотом отчаяния стучало в висках, отсчитывая последние секунды надежды. Весь этот путь, долгий и мучительный, обернулся лишь жалкой, провальной попыткой. В этом глотке преисподней, где каждый вдох – как удар плетью, я столкнулся лицом к лицу со своими демонами: клаустрофобией, кромешной тьмой, удушающей теснотой. Жизнь – безжалостный ростовщик, и она требует сполна с тех, кто пытается обмануть себя, выторговать у судьбы скидку. Истина проста, как лезвие бритвы: страх – змея, пожирающая сама себя...

Разочарование – тень, неотступно следующая за человеком по жизненному пути. Словно осколки разбитого зеркала, оно ранит нас с самого детства: в друзьях, в себе, в близких, в несбывшихся надеждах. Это горькое чувство несправедливости, словно дамоклов меч, висит над нами, шепча в душу: "Почему именно я?". Завистливый взгляд скользит по чужому успеху, рождая ощущение, будто мир ополчился против тебя. Молитвы, кажется, не достигают небес, и жизнь предстает жестокой и несправедливой. "Что я сделал не так?" – вопрошаем мы, терзаясь обидой...

Солнце, словно раскаленное клеймо, жгло мои веки, но передо мной высилась стена – не то забор, не то изгородь, отгораживающая от этого всепоглощающего света. Он пробивался сквозь щели, словно золотые кинжалы, и был нестерпимо ярок. Этот свет манил, звал, обещал что-то… Я был пуст, как выжженная земля, не помнил ни имени своего, ни жизни. «Кто я? Что произошло?» – этот вопрос бился в голове, как птица в клетке. — Вы понимаете, что с вами случилось? — Нет… Но мне так легко, так хорошо. Никогда прежде не испытывал ничего подобного… Словно бремя спало с плеч, и я парю в невесомости...

– Это полиция? Здравствуйте, меня зовут Тимур Иванов. Я проживаю по адресу: улица Новая, дом 5. Это частный сектор. Сегодня я вернулся из долгой командировки и обнаружил в доме чужие вещи: куртку, очки и ремень. Прошу, пришлите наряд. Вдруг это грабитель, и он все еще здесь? Или, быть может, остались какие-то следы… – Хорошо, ожидайте. Следственно-оперативная группа уже выехала к вам. Оставайтесь на месте, ничего не трогайте и, ради вашей же безопасности, лучше покиньте дом. Прибывшая на место СОГ...

Часть 1. Часть 2. Часть 3. Заключение. В зале совещаний ГУМВД, где воздух был пропитан предчувствием беды, собрались начальники всех служб. Лица их, словно высеченные из камня, хранили молчаливое напряжение. Семь мертвых душ за две недели – зловещая жатва, посеянная в проклятой деревне. "Что скажете, товарищи? Какие будут соображения?" – голос генерала Дубейко, тяжелый, как гранитная плита, обрушился на собравшихся. Подполковник Герасимов, словно готовый к броску сторожевой пёс, вскинулся с места...

Огромная, как черная тень, масса, поглощающая свет, скользила по сотам, издавая утробные звуки, похожие на мурлыканье довольного кота. Пездунов застыл, словно муха в янтаре, сердце колотилось о ребра, барабаня похоронный марш. Холодный пот облепил его, словно капли дождя. В одно бесконечное мгновение эта бездна остановилась прямо над ним и сотой Соскиной. Пронзительный, как предсмертный крик лани, женский вопль разорвал тишину. Сквозь мутные, восковые стены Пездунов видел, как сверху, словно змея, опустилось нечто – мерзкий, извивающийся щупалец...

Первая часть по ссылке выше. Часть 2. Дунькин, словно надменный патриций, с пренебрежением, свойственным служителям закона, взирал на простых смертных. В каждом его жесте, в каждом взгляде читалась снисходительная отчужденность. И вот, прибыв в архив, где покоилась пыль времен и тайн деревни Кучка-шоблы, он, не терпящим возражений тоном, "попросил" сотрудницу немедленно извлечь на свет божий дело этой проклятой деревушки. Уже через двадцать минут, окрыленный триумфом, словно полководец, возвращающийся...

Шашлык… Это не просто еда, это ритуал, священнодействие, пронизанное дымком костра и ароматом приключений. Блюдо, которое с упоением вкушают, кажется, все, от мала до велика. Кто из нас хоть раз в жизни не плясал шаманский танец вокруг мангала, будь то на лоне природы, в уютном плену дачи, в суровых объятиях гаражей или даже на дерзком балконе, бросая вызов пожарным инспекторам? Для этого кулинарного таинства нам потребны лишь три кита: мясо, мангал и угли. Мясо – либо покупное, бездушное, либо любовно замаринованное по бабушкиным заветам, с шепотком трав и плевками души, словно зелье колдуньи...

Эта история об исчезнувшей деревне, словно тень, скользнула мимо широкой гласности, намеренно погруженная в молчание. Словно зловещая тайна, похороненная под грузом времени. 1 апреля 1967 года, в деревне Кучка-шоблы, затерянной в Багряжском районе Стакульской области, произошло нечто невообразимое. В промежуток между 10 и 16 часами, будто по мановению злой волшебной палочки, исчезли все жители. И стар, и млад, даже немощные старики, прикованные к кровати, канули в лету. Деревня обезлюдела, словно после чумы, лишь домашняя живность осталась безучастным свидетелем трагедии...

Ах, этот юный сказочник, решил Николай Иванович, вознамерился "поразить" меня своим гениальным открытием. Меня, столпа науки, верящего лишь в сухие факты, а не в эти воздушные замки гипотез и домыслов. Николай Иванович Шнырёв был личностью, скажем так, интересной. Обладая феноменальной скоростью реакции (ну, почти – его восприятие мира отставало от реальности всего на секунду, как у старенького телефона), он, тем не менее, умудрился стать выдающимся учёным, доктором наук сразу в трёх, казалось бы, несовместимых областях: свиноводстве, шпионаже и изучении редких растений...

Едва забрезжил рассвет, когда ночной туман еще нехотя клубился над землей, Васька проснулся. Где-то неподалеку прокричал петух, а трава искрилась от обильной росы. Вдали послышалось гудение доильного аппарата – безжалостное пробуждение в 5:30 утра. Назойливая муха монотонно жужжала о стекло. Васька, шаркая босыми ногами, поплелся на кухню. К подошвам лип мусор, заставляя его елозить еще сильнее, чтобы стряхнуть прилипшую грязь. У окна, на лавке, стояло старое ведро с водой. Рядом лежал алюминиевый...