Евгения Вербицкая|Поэтесса

на опустевший город спустилась ночь. больше совсем ничего от тебя не надо: в жёны возьми принцессу с медовым взглядом и назови моим именем славным дочь.

I За семь суток до нашей встречи сбивается оптика восприятия. Стоит ли полвека тоски и боли одного единственного объятия? Стоят ли шесть месяцев бессонницы бесконечного дня рождения? Не забывать тебя - это божья милость, я только в ней нахожу спасение. II Кто я стала - тугой бесправный колючий ком, состоящий из ста пружин, Генератор тепла, сгоревший от напряжения, отбывавший повинность джинн, Мастер спорта по гипнотизированию помещений, ну появись, Можно ли вообще остаться среди живых, если смотришь вниз, поднимаясь ввысь? III Как при встрече не задохнуться от грудь распирающего терзания? Как называют такую зависимость - смесь истерики, обожания, Тихой нежности, горечи, абсолютной невозможности наглядеться И неуёмной, почти что садистской жажды злое твое раскурочить сердце. IV Где же ты был, когда я училась старательно выглядеть, как живая - Заводить будильники, варить кофе, писать тексты, последнего ждать трамвая? Ты потом расскажешь, как оказался за гранью зла, человеческого вовне, А сейчас, пожалуйста, умоляю, не говори ничего и иди ко мне.

где мы встретимся? на какой-нибудь остановке, где не сможем ни слов сказать, ни поднять лица’. я бегу от тебя проклятую стометровку - стометровку, которой края нет и конца. время капает мне на голову постепенно. разрешаю ему тянуться, не тороплюсь. я хочу твой услышать голос одновременно с тем, что больше всего на свете его боюсь. но Создателю эти трудности невдомёк, нет, наша встреча не сдвинет метеоритных плит. ничего у тебя, бессовестного, не ёкнет. ничего у меня, счастливой, не заболит.

Мы с тобой сбежали от рутины, Вопреки проблемам и делам. Чайки, как большие бригантины, Разрезают небо пополам. Ты меня притягиваешь к сердцу И целуешь в бровь наискосок. Пальцы к пальцам - пробуют согреться, Сыпят обжигающий песок. С моря ветер ласковый повеет, Прибавляя синего глазам. Улыбнись, пожалуйста, скорее - Мне твоя улыбка - как бальзам. Мне твои открытые ладони - Как объятие мамы поутру. В каждом стуке,треске,скрипе,стоне Голос твой я сразу разберу. Утихают волны штормовые. Две души становятся одной. Завтра обновленные, живые Вместе возвратимся мы домой.

у меня не сердце - вспаханное поле - посиди в засаде и не смей кричать. что твоя улыбка принесла в подоле? про’клятую метку, черную печать, выжженную память, вредную привычку, неспособность мыслить, слабость и хандру. только ты бесшумно чиркнешь воздух спичкой, тут же без раздумий я иду к костру. велика потеря - выкорчевать душу, вытянуть по нитке каждый твой звонок. все, что не сломает, то тебя задушит, почву и опору выбьет из под ног. все, что по ошибке названо любовью, превращу в ромашки, в косу заплету, я твою натуру нежную, сыновью, запросто почую даже за версту. приложу к ресницам свежее алоэ, не залечит раны - только смоет грим. станет мое сердце до краев пустое, вот тогда-то, милый, и поговорим.

приходи на мои концерты, моя услада. мне не надо слов, и цветов от тебя не надо, приходи, закажи холодного лимонада и послушай мои стихи. мы давно уже стали кем-то с приставкой недо-, ты ещё иногда скучаешь в порядке бреда, ну а в целом - твоя взяла. выдыхай. победа. я беру на себя грехи. будь готов не узнать былую остервенелость, то ли это болезнь, то ли временность, то ли зрелость. там, где раньше жилось, моглось, танцевалось, пелось - место старости и гнилью. после стольких-то лет молчания и тревоги, беспокойного сна, невымощенной дороги приходи посмотреть усталые монологи. жаль, концертов я не даю.

уехать бы к морю, где белые птицы на красном закате рисуют круги. я жалок и болен, мне надо забыться. глубокое море, ты мне помоги. возьми мои беды на дно мироздания и слезы пусти по соленой воде, а я тебе – горстку монет на прощание, чтоб точно вернуться, согласно судьбе. киты и дельфины, меня вы поймите, мне больше не весело жить на земле: Стамбул и Афины, слова на иврите, задумчивость кресел и скачки в седле, клубничные вина и горные тропы, и книги на полке, и запах травы – все это не радует даже, а топит в безмолвной пучине, где чувства мертвы. и вот я гуляю по берегу моря – приехал, примчался, я здесь - наконец! несчастный скиталец, раздавленный горем, надеюсь, наступит печали конец. и море сказало. и море пропело, коснувшись легонько ботинок моих: "быть просто счастливым - большое ли дело? не уж-то огонь в твоем сердце затих? чтоб чувствовать сердцем земную отраду, не нужно быть где-то в далеком краю, ее ты однажды получишь в награду за честность, надежду и веру свою. имеет значение вовсе не место, а искры из глаз и чарующий свет. любовь выбирай одиночества вместо, и станешь счастливым на тысячу лет."

картограф вновь склоняется к столу. нахмурен лоб, прищурены глаза, его ладонь рассеивает мглу, чтоб отступила серая гроза. чтоб захотелось с новой силой жить, чтоб сердце стало прыгать и летать, какой маршрут ему бы проложить? какой масштаб ему бы рассчитать? серьезный взгляд скользит по островам, перебирают пальцы струны рек. он был готов дары нести волхвам, чтоб снова стал счастливым человек. чтоб миру - мир, а сердцу - новый дом, что смехом и мурчанием богат, чтоб жизнь текла привычным чередом: за пятницей - суббота, а не ад. держать ответ несладко одному, но у творца таланта не занять. какую карту выдумать ему, чтоб эти двое встретились опять? вот он берет, мешает города, сюда - Варшава, а сюда - Мадрид, меж двух столиц запустит поезда - ее сердечко снова заискрит. такая служба сутки напролет, а был бы хоть какой домашний быт, но вот беда, никто его не ждёт и телефон его давно забыт. никто не позвонит благодарить, а он и рад такому ремеслу. лишь на минутку выйдет покурить, и снова возвращается к столу.

теперь я знаю, как это - когда шальная пуля, мертвая вода не кажутся сомнительным итогом. была б умней - советовалась с богом, но до него не ходят поезда. теперь я знаю, как прекрасно дно - куда ни глянешь - посеребрено печальным светом каждое оконце. оно не столько дно, скорее - донце. а дно же на десерт припасено. спускаешься, осматриваешь трюм кораблика, что темен и угрюм. он затонул, наверное, в июле. не стой одетым долго в вестибюле, запаришься, запачкаешь костюм. вот тут у нас каюты для битья, когда вторую ночь небытия самой себе ссыпаешь соль на рану. когда на дифирамбы в три экрана опять не дожидаешься «и я». а вот какой я стала к декабрю - еще чуть-чуть - и точно закурю. спасибо, что изысканную травлю я на стихи подарочные плавлю. и этот тоже я тебе дарю. берёшь тетрадь, садишься у огня, читаешь, электричество кляня, пока мигает лампа в коридоре. и говоришь «опять ты все про море», хотя на самом деле про тебя.

одевайся теплее - в городе минус пять. я не то, чтобы вправе мучить тебя заботой, да и ты слишком занят встречами и работой, чтобы вдруг захотеть наведаться и обнять. календарь на стене успел похудеть на треть, я уже не считаю дни с твоего ухода. меня больше не ранят вещи такого рода, но еще иногда приходится пореветь. я нарочно себе придумала список дел, все пытаюсь забыться в буднях, но только толку? не забуду твой крестик, спрятанный под футболку, и привычку печатать скобку через пробел.