Елена Бейнарович

Слово о Врачах... С добрым утром... За чашкой, утреннего, чая читаем... Я не должен был появиться на свет. Я был приговорен, еще не начав жить, родными, близкими, знакомыми и всеми медицинскими светилами города Смоленска. Чахотка, сжигавшая маму, вступила в последнюю стадию, мамины дни были сочтены, и все тихо и твердо настаивали на немедленном прекращении беременности. А меня так ждали! Войны вырывали мужчин из женских объятий, а в краткие мгновения, когда мужчины возвращались, ожесточение, опасности и стрельба за окном мешали любви и нежности: между мужчиной и женщиной лежал меч, как между Тристаном и Изольдой. Дети рождались неохотно, потому что мужчины не оставались до утра, и женщины робко плакали, провожая их в стылую темень. А смерть меняла одежды куда чаще, чем самая модная модница, прикидываясь сегодня тифом, завтра – случайной пулей, послезавтра – оспой или расстрелом по ошибке. И на все нужны были силы, и на все их хватало. На все – кроме детей. И я забрезжил как долгожданный рассвет после девятилетней ночи. А маму сжигала чахотка. И меня и маму спас один совет. Он был дан тихим голосом и больше походил на просьбу: – Рожайте, Эля. Роды – великое чудо. Может быть, самое великое из всех чудес. Через семь лет после этих негромких слов доктор Янсен погиб. Была глухая дождливая осень, серое небо прижалось к земле, и горизонт съежился до размеров переполненного людьми кладбища. Мы с мамой стояли на коленях в холодной грязи, и моя неверующая матушка, дочь принципиального атеиста и легкомысленной язычницы, жена красного командира и большевика, истово молилась, при каждом поклоне падая лбом в мокрую могилыгую землю. И вокруг, всюду, по всему кладбищу, стояли на коленях простоволосые женщины, дети и мужчины, молясь разным богам на разных языках. А у открытого гроба стоял инвалид – краснознаменец Родион Петров и размахивал единственной рукой с зажатой в кулаке кепкой. – Вот, прощаемся. Прощаемся. Не будет у нас больше доктора Янсена, смоляне, земляки, родные вы мои. Может, ученей будут, может, умней, а только Янсена не будет. Не будет Янсена… …О, как я жалею, что я – не живописец! Я бы непременно написал серое небо, и мокрое кладбище, и свежевырытую могилу, и калеку-краснознаменца. И – женщин: в черном, на коленях. Православных и католичек, иудеек и мусульманок, лютеранок и староверок, истово религиозных и неистово неверующих – всех, молящихся за упокой души и вечное блаженство не отмеченного ни званиями, ни степенями, ни наградами провинциального доктора Янсена… Я уже смутно помню этого сутулого худощавого человека, всю жизнь представлявшегося мне стариком. Опираясь о большой зонт, он неутомимо от зари до зари шагал по обширнейшему участку. Это был район бедноты, сюда не ездили извозчики, да у доктора Янсена на них и денег-то не было. А были неутомимые ноги, великое терпение и долг. Неоплатный долг интеллигента перед своим народом. И доктор бродил по доброй четверти губернского города Смоленска без выходных и без праздников, потому что болезни тоже не знали ни праздников, ни выходных, а доктор Янсен сражался за людские жизни. Зимой и летом, в слякоть и вьюгу, днём и ночью. Врачебный и человеческий авторитет доктора Янсена был выше, чем можно себе вообразить в наше время. Он обладал редчайшим даром жить не для себя, думать не о себе, заботиться не о себе, никогда никого не обманывать и всегда говорить правду, как бы горька она ни была. Такие люди перестают быть только специалистами: людская благодарная молва приписывает им мудрость, граничащую со святостью. И доктор Янсен не избежал этого. Человек, при жизни возведенный в ранг святого, уже не волен в своей смерти, если, конечно, этот ореол святости не создан искусственным освещением. Доктор Янсен был святым города Смоленска, а потому и обреченным на особую, мученическую смерть. Нет, не он искал героическую гибель, а героическая гибель искала его. Доктор Янсен задохнулся в канализационном колодце, спасая детей. В те времена центр города уже имел канализацию, которая постоянно рвалась, и тогда рылись глубокие колодцы. Над колодцами устанавливался ворот с бадьей,

Объявление о продаже попугая, которое нужно прочитать каждому! *** Продам венесуэльского амазона. Причина продажи – переезд в другую квартиру. Сначала хотел купить грача, но черт дернул купить эту адскую зеленую сотону. Попугай куплен в Реутове, продиагностирован у г-жи Троицкой (все было сделано качественно и профессионально). Пролечен от глистов, хотя их не нашлось, но на всякий случай. Анализы на орнитоз и кучу других болячек отрицательные (могу скинуть результаты). Немного о зеленом демоне: – жрет все фрукты, так что за ушами трещит. – корм Падован для крупных тоже уважает. – висит вверх-ногами, сидит на шпагате, кудахчет по утрам как курица. – играет с игрушками, дружит с Кореллой. – не дружит со мной, хотя на руке и плече сидит (но явно ненавидит меня). – клюв крепкий как броня немецкого Panzerkampfwagen V, однажды перекусил провод от монитора. – очень любит яблоки, давать с осторожностью, ибо может сожрать весь пакет и навалить кучу в углу. – ходит по полу (крылья были подрезаны в питомнике), лазает везде как обезьяна, только зеленая и злая. – орет как ворона скрещенная с медведем, если что не так. – не говорит, но очень здорово слушает, иной раз может весь вечер меня слушать и не перебить. – однажды решил укусить меня за череп, когда сидел на плече, но на него кинулся Карелла и мощно меня защитил, после этого случая попыток к укушению моей персоны замечено не было. Вывод: Если вы спокойный и хладнокровный врач / водитель маршрутки / чемпион Мира по боксу / пилот самолета или просто чувствуете в себе силу и мощь, то этот попугай будет прекрасным испытанием для ваших нервов и гордыни. Вы сможете в полной мере насладиться великолепным презрением, густо замешанным на лютой злобе и ненависти ко всему живому. Если у вас любовь к чистоте, то этот прекрасный представитель Южной Америки доведет до максимума количество генеральных уборок за определенный отрезок времени. Если вы не боитесь зловещего хохота среди ночи, когда идете по коридору в туалет, то данный птиц – ваш выбор! Выбор смелого человека! Вас ждет много открытий, если вы решитесь забрать его у меня за символическую, для этой ужасной птицы сумму. P/S. Мне кажется, когда никого нет дома, то он звонит мне на телефон и натужно, изображая маньяка из фильмов 90-х, дышит в трубку. Цена — 25 000.