Между явью и навью. Миры Лоры Олеевой

Эту сказку я в детстве читала давно, В старой книжке. С фонариком под одеялом. И как нынче темнело ночное окно. Ночь дышала и зрела, а в доме все спало... …Мы бродили в лесах, где был свеж каждый звук, Полной грудью вбирая в себя звонкий воздух. И рвалась тетива из обветренных рук, А ветра заплетались, струились и мерзли. Ветви чащ прикрывали нам плечи плащом, Но за лугом вставали хмельные зарницы. Мы слагали кровавые песни мечом И, от ран изнемогши, мы гибли в темницах. Зло с предательством цепи ковали свои, И в объятья костров наших братьев кидали...

Таня снова взглянула на меня испытывающе. - Вы только сразу меня в дурку не гоните. - Я же тебе сказала, что у меня не тот профиль. И сохранить в тайне все, что ты мне тут расскажешь, тоже обещаю. Таня поежилась. - Понимаете, Ксандра. Я когда на следующее утро… ну, днем, то есть, проснулась и пошла на кухню, то там снова эту чашку увидела. - Где? - Ну опять на столешнице. - Подожди секундочку! И что в этом такого? Ну оставила чашку. Подумаешь! - Да вы меня не слышите, что ли? – взрывается Таня. Вот только хамить мне, девочка, не надо...

Агнель бросила жалобный взгляд на Мерли, который подмигнул ей, и пошла за Алексом, провожаемая презрительным взглядом Маргит. - Господин директор, а господин директор… - зашептала Нель в спину быстро шагающему директору. - Что такое, Агнель? – спросил Алекс, не оборачиваясь и не замедляя шаг. - Я… может, вы все же возьмете в пару госпожу Реттель? - Вы хотите поехать с Мерли? – Нель показалось, что голос Алекса стал таким же ледяным, как желоба для катания. - Я? Нет! Я вообще… О господи! Можно мне… Я тут в сторонке подожду...

Жили-были муж с женой, самые на селе бедные. Жили они, еле концы с концами сводили. И вот родился у них сын. Стал муж крестного искать, а никто в крестные идти не хочет. Кто же захочет с такой нищетой породниться? Рассердился мужик и решил пойти на дорогу, чтобы позвать в крестные первого встречного. Вот пришел он на перекресток, стоит, ждет. Уже смеркаться стало. Вдруг слышит – идет кто-то. Видит он: человек в черном. Поклонился ему мужик и просит крестным стать. Прохожий и говорит: - Подними монету, - и медную монету оземь бросил...

… Она так легко перешагнула через раму, что воздух даже не успел возмущенно заколебаться, рождая в себе проход для худой высокой фигуры, и только потом нахлынул прозрачными струями. На меня пахнуло гелем для душа. Горький апельсин – мой любимый запах. Воздух сложился складками, и каждая складка, коснувшаяся моего лица, пахла иначе. Одна пахла горьким, а следующая за ней пахла апельсином. И так до бесконечности. Она лукаво взглянула на меня, потом откликнулась на крик извне: - Да, милый, я уже иду!...