Слова, слова

Была ли у вас, господа, в жизни радость большая, чем строительство в детстве шалаша в углу у дивана из лыжных палок, одеял, настольных ламп и всего самого что ни на есть годного? Была? Ну и слава богу. Впрочем, кто знает. Отчего не спрашиваю дам? Да от того, что одному богу ведомо, чему они будут радоваться. Наступал май. Дмитрий Евгеньевич вышел из дома, одетый в почти новый серый итальянский костюм; жена говорила: сидит как влитой, Дмитрию Евгеньевичу казалось, немного полнит. Сухой асфальт стелился пылью и счастьем к ногам. Земля на газоне, в которую неловко наступил сверкающим башмаком Дмитрий Евгеньевич, чавкнула тепло и неглубоко...

Свет падал между шторами. Он делил комнату надвое у окна, а дальше растворялся в симметрично построенном пространстве шкафа, кровати, тумбочек; как будто его не было, а он, все-таки, был. «А если шторы задернуть, света не будет. И меня не будет. А сейчас свет есть. И я есть»,- Лена медленно покачивала коленом, лежа на кровати. Когда колено попадало под солнечный луч, его обволакивало теплым сиянием светлого пушка, когда уходило в тень: становилось бледным и строгим как на художественной черно-белой фотографии. В первом случае было приятно смотреть и немножко щекотно в груди, во втором: было грустно и от того тоже приятно...