Написал Ось

Сделав еще один шаг Сёрен наступил на камень, с которого сапог соскользнул на землю из-за грязи, размытой дождем. Поймав равновесие и подняв глаза, он увидел вход в пещеру. Строгая ромбовидная форма входа говорила о желании людей придать этому месту особое значение. Именно эту форму описывал старик в деревне. Из-за дождя выгоднее было зайти внутрь. Идти вперед долго не пришлось, развилка явилась почти сразу, надо было держаться правой стороны. Только теперь линия, проходившая на листе бумаги через все правые повороты, вызывала вопросы. Сёрен не мог вспомнить наверняка, потому что не уделил этому должного внимания, но был уверен, что стена справа от входа заканчивалась через несколько метров, а лабиринт продолжал принимать своего гостя. Сёрен впервые был в таком сыром и темном месте. Прошло около часа, когда он понял, что так и не использовал керосиновую лампу, подвязанную на рюкзаке. В этом не было необходимости. Только сейчас его разуму удалось осознать, что его глаза видят в темноте, в которую не проникают ни лучи солнца, ни луны. Подумать об этом не удалось - неровный каменный коридор закончился и приглашал в грот, c изогнутого потолка которого колонны кристаллов молча бросались навстречу каменному полу, принимая его объятия. В грот можно было только спрыгнуть, отрезав себе путь назад – выход коридора, из которого пришел Сёрен был слишком высоко. Это было место для завершения путешествия и возвращения домой, но данное Якову обещание держало его на ногах, а увиденное в гроте уже не приглашало, а требовало продолжения пути. Это была она.

Центральная площадь не представляла из себя то, что обычно сотворяют мысли при произнесении этого словосочетания. Квадрат, длиной и шириной, где – то в сто шагов был покрыт плиткой с трещинами, которые расходились как растущие ветви дерева. От поверхности этой серой бетонной платформы восходили ножки алюминиевых раскладных столов. На таких столах располагались ягоды в пластиковых стаканах, бутылки с квасом, деревянные игрушки и ткани, которые, если приглядеться, принимали форму одеяний. Конечно, все это не лежало в одной куче - каждой группе этих предметов были отведены свои столы. За каждым из таких столов двигалась куртка с огромным капюшоном и толстые штаны, соединяющие куртку с поверхностью площади длинными сапогами. Внутри этой груды синтетики и шерсти были люди, выпускающие пар чуть ниже края головного убора. Один из столов был завален таким количеством малины, что человек за ним был похож на особый цветок в самом центре букета, обернутый палаткой, которая защищала от дождя. Мы на секунду встретились взглядами, и я тут же вступил в глубокую лужу, омывающую ветви трещин на бетонных плитах.

Сначала должен наступить разлом, как начало изменения. Однако сращение разлома по новой траектории, как оказалось, не является сутью изменения. Оно заключается в образовавшемся расстоянии между двумя сущностями. Изменение также напоминает момент схода льда в реке, или скорее сели в горах, которая при попадании в заселенную местность, искажает цивилизационные достижения, а после затвердевает. Интересно, что попадание в момент изменений низвергает контроль ситуации, ну или по крайней мере, иллюзию контроля. Земля, на которой я стоял годами, становится движущейся платформой. Страх, наступивший в начале, сковывает, обездвиживает, как будто пытаясь парализовать не меня, а платформу подо мной. Когда страх отступает, невольно начинаешь оглядываться по сторонам, и можно заметить, что платформа не одна, их очень много. Эти платформы двигаются хаотично, а некоторые даже проваливаются, вместе с людьми, которые выбрали на них стоять. Я шел и пытался сопоставить внешние изменения – те, в которые меня засасывает и те, которые я выбирал сам. Что останется, если исключить основную часть жизни – сон, рацион и походы в магазины? Пришлось убрать руки в карманы, ветер назойливо предлагал свои перчатки из холода.