Алла Писарева

Истина и аналитик Истина всегда где-то рядом, она не может не быть и происходит, если не в словах, то вырывается наружу другими путями, в сомнениях, чувстве вины. Это когда человек живёт не своей жизнью, предавая своё желание. Вот она вина как следствие предательства своего пути. Мы так хотим угодить другому, чтобы не быть им оставленными, и для этого прибегаем к неправде. Но суть такова, что врём мы и себе и другим, жертвуя настоящей встречей с ними. Во встрече с другим важно быть собой, иначе кто и с кем встречается? С реальным ли другим человеком? Нет. Лишь с тем, кого мы себе вообразили в другом, тем, кто и так всегда присутствует, это кто-то всегда старый и знакомый, а тот, кто реальный, остаётся за кадром, остаётся покинутым в скуке, в невозможности быть желанным. Столкновение с собственной истиной возможно прожить в анализе, где придётся принять, что твои желания имеют вес, что они кричат о себе всё громче и громче или приходят извне, пока их не освободишь. Свобода - это всегда ответственность, где нет воображаемого другого, который якобы обеспечит спокойствие и уют, защиту, разве что от собственного бытия. Мы верим в богов, каждый в своего. Для аналитика бог - это бессознательное, с которым приходит к нему человек и хочет его доверить именно этому аналитику, именно с ним он хочет встретиться, ведь что-то в нём напомнило о ком-то своём, старом и не прожитом во встрече с реальным другим. Я рада, что иногда могу встретиться с кем-то.

Субъект с самого начала стремится быть замеченным. И если его не видят и не обозначают то место, где он, а где другой, то спутанность и расколотость продолжает центробежное движение в сторону значимого объекта, место которого создает и занимает другой. И именно этот другой проводит связующую и одновременно разделяющую черту между отражением и реальным телом, между другим и субъектом вопроса о себе. Так появляются места в психике субъекта, собирается он сам, разрозненные части интегрируются в цельный образ и связное ощущение себя, как отдельного и при этом ценного. Его ценность не станет рушиться, если реальный взгляд другого будет его покидать на время, поскольку место взгляда уже остаётся в психическом, оставляет системообразующий след и направленность внимания, которое дает возможность диалога, а следовательно, и перспективу для вопрошания, где желание имеет будущее в получении ответа.

Молчание в настоящее время является частым на сессиях. Даже обычным явлением. Молчание, как способ говорить, описывая ту огромную бурю чувств, которая ощущается как пустота из-за невозможности её символизировать. Но всё же, важно за эту пустоту зацепиться и с чего-то начать говорить. Это может быть любая мысль, или состояние. Выбирать здесь наиболее подходящее не имеет смысла, как и всегда впрочем. Цензура собственной речи - нежелательный спутник в психоанализе вообще, а в нынешнее время возможность говорить становится ещё более привилегированной.

Меланхолия прошла мимо невротика, потому он только рядом, вертится вокруг неё, может даже стремится к ней, создавая пелену из смыслов. У меланхолика нет пелены, он проглочен этой дырой - он есть дыра, она для него реальна, и оттого ему не становится легче жить, ему легче умирать. Там, где невротик, стремясь к жизни, стремится к смерти, меланхолик уже мёртв. (вид из дыры). Мысли после просмотра «Меланхолии» Ларса фон Триера вместе с участниками киноклуба в кабинете психоанализа 1218.  10.09.22