ivanegoroww

Дельце как будто подвертывалось выгодное. Но погодите, дайте я вам сначала расскажу. Мы были тогда с Биллом Дрисколлом на Юге, в штате Алабама. Там нас и осенила блестящая идея насчет похищения. Должно быть, как говаривал потом Билл, «нашло временное помрачение ума», только мы-то об этом догадались много позже. Есть там один городишко, плоский, как блин, и, конечно, называется «Вершины». Живет в нем самая безобидная и всем довольная деревенщина, какой впору только плясать вокруг майского шеста. У...

В чистом поле - дожди косые. Эй, нищета - за душой ни копья! Я не знал, где я, где Россия И куда же я без нея? Только время знобит, колотит. Кто за всех, если дух - на двух? В третьей роте без крайней плоти Безымянный поет петух. Не умею ковать железо я - Ох, до носу мне черный дым! На второй мировой поэзии Признан годным и рядовым. В чистом поле - дожди косые, Да нет ни пропасти, ни коня. Я не знал, как любить Россию, А куда ж она без меня? И можно песенку прожить иначе, Можно ниточку оборвать...

Войдя под мраморные своды гастронома №1 на Тверской, москвичи замирали: горы ананасов из Гвинеи, норвежская сёмга под слоем льда, банки с чёрной икрой, которые ставили на стол Политбюро. За стеклянными витринами, где мерцали хрустальные люстры, разворачивался спектакль «социалистического изобилия» — но билеты в этот театр были только у избранных. Директор Юрий Соколов, бывший фронтовик с орденом Красной Звезды, создал систему, где власть измерялась не партбилетами, а килограммами сервелата и доступом к дефициту...

Побежали дни в Н-ской больнице, и я стал понемногу привыкать к новой жизни. В деревнях по-прежнему мяли лен, дороги оставались непроезжими, и на приемах у меня бывало не больше пяти человек. Вечера были совершенно свободны, и я посвящал их разбору библиотеки, чтению учебников по хирургии и долгим одиноким чаепитиям у тихо поющего самовара. Целыми днями и ночами лил дождь, и капли неумолчно стучали по крыше, и хлестала под окном вода, стекая по желобу в кадку. На дворе была слякоть, туман, черная...

Чем меньше женщину мы любим, Тем легче нравимся мы ей И тем ее вернее губим Средь обольстительных сетей. Разврат, бывало, хладнокровный Наукой славился любовной, Сам о себе везде трубя И наслаждаясь не любя...