Буковки

- Жареной. Я сказал, пусть будет жареной. - Но Уставом нам запрещается жарить медуз! - Это не простая. Горгона. Редкий вид. Ядовита до ужаса, но если прожарить хорошенько, то получится настоящий деликатес. Голова Медузы Горгоны лежала в большой чашке прямо на столе и слегка подрагивала кончиками змей. Жареной ей быть не хотелось от слова совсем. Но и уползти куда-то в сторону у нее не получалось - змеи никак не могли договориться о том, куда же им все-таки ползти. Как лебедь, рак и щука, но только медуза со змеями...

- Чистый лист, говорите? Ага, сейчас, так я вам и сдался! Не на такого напали! Полночь в больнице - время тишины. Спят усталые игрушки, спят сестрички и врачи. Самое время для побега. Окна закрыты решетками, а те в свою очередь заперты на амбарные замки. Кем он был до сегодняшнего дня - он не помнил. Но, видимо, взломщиком. Вилка легко справилась с одним из замков. На улице было прохладно. Поэтому пришлось вернуться в палату за халатом. Больше из вещей не было ничего. Он в последний раз оглянулся на спящих коллег по несчастью и выпрыгнул в окно...

- Внимание! Начало забраковано! Берегись Уклана! Голос донесся из всех репродукторов города одновременно. И это были не самые хорошие новости. Все жители разом подняли головы вверх, а потом заторопились по домам. Один старичок остался только сидеть на поребрике, бормоча себе под нос: "Октябрь уже, видимо. Уже октябрь". Ветер. Облака пыли. Дождь. Град. На улицах уже никого, но слышны шаги. Тяжелая поступь. Старичок ощущал вибрацию почвы ступнями ног, но не торопился почему-то домой. - Уклан, значит? Вот мы с тобой и встретимся...

Жалко, когда хорошее портится. Вот оно было такое, по-своему прекрасное, лежало где-то себе. И просто было хорошо от того, что оно где-то есть. А потом ты заходишь в это "где-то", а оно, ну то, хорошее, сломалось. И это так жалко и горько. Я хотела бы хранить все это хорошее и светлое, чтоб оно не ломалось. О, каким бы потрясающим я была бы хранителем! Но руки всего две, а сердце одно. За всем не уследишь. За спиной вдруг рушатся хрустальные миры. Все в пыль, в грязь, на мелкие осколки. И не успеваешь поймать, не можешь сохранить...

Печальной осени последние приветы: На тротуаре золото листвы, И мне б не заморозить головы, Безбожно тратя эти сигареты. Звонки бесплотны, их рукой не тронешь, Но все же это, знаешь, тоже связь, И только бы она не порвалась, Когда я телефон держу в ладони...

- Красный, Красный, ответь! Ты в режиме, Красный? Вызывает Земля. Эфир по-прежнему безмолвствовал. Но оно было ожидаемо: последние десять лет это было просто проверкой на всякий случай. Красный исчез, как будто растворился. Не нашли ни его корабля, ни его самого. Первые месяцы они буквально обшарили каждый метр вокруг того места, где был принят последний сигнал. Но не нашли. Вообще ничего не нашли. Ни следа. Красный пропал без вести, а это значит, что каждый день в течении пятидесяти лет нужно...

Когда в проеме за гаражами что-то блеснуло, ему не показалось это странным или опасным. Такие знакомые гаражи! Он тысячу раз пролезал между ними еще мальчишкой - на той стороне было пространство, куда не попадешь другим путем, только через щель между гаражами. Куча еще советского строительного мусора, практически куст полыни и сломанные качели - вот и все, что было в "загаражном" пространстве. А с другой стороны был глухой бетонный забор и заброшенная стройка. Ему нравилось мальчишкой залезать туда...

Иначе вечер сложился сегодня. Иваныч с Мишей просто сидели на кухне за рюмкой водки, когда стена, разделявшая кухню с ванной комнатой разверзлась и оттуда вылез непонятный бритый налысо мужик. - Э... - Видимо, водка паленая... Мужик отряхнулся от осыпавшейся известки, сел на свободный табурет и налил себе стопарик. - Ну дает! - удивился Иваныч, - стенку нам сломал - это еще ладно, но водку пить - совсем наглость. - Ты кто? - спросил Миша. - Я - автор! - ответил мужик, - закусить есть чем? Иваныч,...

Не понятно, что было важнее - карта или ключи. Скорее всего они должны были работать только вместе. Если нет ключей, то и карта становилась бесполезной. Ключи были нарисованы фломастером в детском блокноте. Впрочем, карта была там же. Нацарапана неуверенной рукой пятилетней девочки. Ах да! Самое главное - никому нельзя это показывать, иначе лес не раскроет своих тайн, не покажет те тропинки и двери в подземелья. Лес без карты и ключей был самым обычным лесопарком. В нем росли сосны, в нем зрела...

- Надо копать колодец! - заорал Олег, вскочив с постели в шесть утра, и тут же побежал на кухню. Колодец колодцем, а чаю с утра хотелось страстно. Кухня встретила Олега приветственным пульсирующим голубым светом и окружила разнообразнейшими чашками с чаем. Выбирай - не хочу! - Не хочу! - заявил Олег и, хлопнув дверью, метнулся во двор. Копать колодец. Он сам себя не выкопает же. На улице было прохладно. Земля подсвечивалась легким золотым сиянием, как обычно бывает в это время года, а с неба капало что-то мокрое...

Никаких тебе ангелов и архангелов - все сам, все сам. Пока этот, как его? Да он даже не представился мне! Так вот, пока этот креативит, я должен за ним портфель таскать, кисточки подавать по первому требованию, а еще этот вечный кофе с молоком. И кто это только придумал сотворить молоко? Гадость ведь жуткая... Третьего дня вот воду делали. Мне понравилось в принципе, но потом вода в ботинках целый день хлюпала. Он же мне даже пяти минут отдыха не дал, чтоб я обувь поменял. Сегодня вот насморк из-за этого...

Я сразу смазал карту будня: Передо мной явилась ты. Я показал на блюде студня Твой гений чистой красоты. В томленьях грусти безнадежной Прочел я зовы новых губ. Звучал мне долго голос нежный На флейте водосточных труб. А, может быть, все было наоборот? Я помню чудное мгновенье, Плеснувши краску из стакана...