7 билетов на станцию "Мертвых сердец"

Она дремлет на письменном столе около монитора, опустив голову на сложенные руки. Утро за окнами такое серое и холодное, что в кабинете сумрачно, как вечером. В повисшей сонной тишине слышно только как по стеклам барабанит затяжной осенний дождь, стучат пальцы ее коллег по клавиатуре да редко щелкают мышки... Она чувствует, как все звуки проваливаются в черную, горькую вату, растворяются, то, отдаляясь, то, становясь неестественно громкими, — Помоги, пожалуйста, а? — он говорит тихо, но она вздрагивает и выпадает из накативших мутных, тяжелых волн дремоты...

Но вечером один уйдешь опять, Сказав "Пока", мне странно улыбнешься. А я рванусь к окну, я стану ждать, Что ты почувствуешь мой взгляд и обернешься. Но словно в озеро безвыходной тоски Шагну лишь скроешься из глаз за поворотом. Сожмутся одиночества тиски, И мысли грусть затянет, как болотом. Ведь я все знаю: этот смелый взгляд, В пылу сарказма изломавшиеся брови - Все это для надежд моих обряд, Все для мученья моей плоти, моей крови. И в этот вечер я опять смирюсь, Что не нашла быть рядом с тобой повод, Хотя отчаянно, бессмысленно боюсь - Отдашь другой запястий сладкий холод...

Эта сцена похожа на кадры из клипа к какой-нибудь популярной песне про любовь. Он сидит напротив меня, сидит так близко, что стоит только вытянуть руку и можно коснуться его пальцев, сжимающих компьютерную мышь… Он играет в counter-strike. Сосредоточенно смотрит в монитор, и в моменты, когда в игре становится жарко, я вижу, как напрягается его лицо, как хмурится его лоб и сжимаются губы. На голове у него огромные наушники - он не слышит ни одного слова, из тех которыми я, перекидываюсь с остальными ребятами в кабинете...

Каждый человек, хотя бы раз в своей жизни совершает некое неуловимое и порой даже не заметное взгляду движение телом, рукой или мимикой, или в его голосе, или взгляде проскальзывает какая-то неожиданная нота, после которых процесс распада отношений становиться необратимым. И в такой момент ты ясно, но внезапно, словно лунатик, очнувшийся у края пропасти, осознаешь, что больше не хочешь быть рядом с этим человеком. Нет, даже не так! Ты больше никогда НЕ СМОЖЕШЬ быть с ним рядом, потому что при мысли...

Ликуя, черный ангел мчался в след, но жалось тело в тень от фонарей. Для этой ночи слишком смел их свет и слишком много в городе людей. Дрожь возбужденья, запоздалый страх — острей их холод леденящих ветра стрел, Но женский голос рвался в высь в ушах, и ангел черный песнь триумфа пел. Эта ранняя майская ночь была по северному холодной. Перед выходом в ее непривычную, пронзительную и леденящую черноту я надела под куртку шерстяную кофту, а под юбку - зимние кальсоны. Пальцы автоматически нажали на плеере кнопку «воспроизведение»...

Как странно и больно смотреть на могилы в солнечный весенний день - в душе поселяется непередаваемая безнадежность и отчаяние перед иронией судьбы. Нет! На кладбище можно приезжать только осенью, когда стоят пасмурные дни, все холодней и острей остывающий воздух, а увядание и шорох летящих листьев навевают светлую печаль и сознание, что так и должно быть - ведь все рано или поздно умирает. Но в ясное весеннее утро, когда солнце одаряет улыбкой памятники, очищенные от зимнего мусора в недавно прошедший...

В первой части этого странного бессвязного повествования, была мысль, что моя жизнь похожа на неправильно сшитую рубашку, которую легче распороть и сшить заново, чем пытаться в ней что-то исправить… Что же... Первый этап, заключающийся в уничтожении самой "рубашки", я осуществила. Впрочем, если быть точной, это сделала не я, а человек, с которым я была рядом в течение восьми лет и изменение отношений с которым, были как раз тем первым "элегантным беспорядком в одежде"… Этот человек был мой муж. И мы расстались...

Мне все больше нравился утренний сумрак. Этот сумрак, что поздним зимним утром несмело заглядывает в квартиру и освещает неприбранную постель. Сумрак, в котором уже можно не включать света, но предметы все еще выглядят черно-белыми и нерезкими. И каждый раз когда ночная тьма уступает место этому сумраку, я наслаждаюсь каждой секундой его присутствия, потому что скоро он растает. Я мечтаю хоть раз в жизни проснуться в это время, и долго, долго лежать в постели бесцельно глядя в окно, наслаждаясь ночной прохладой простыней и сонной тишиной дома...

На предприятии, где я работала, за мной немного ухаживал один парень. Он был старше меня на пять лет, и в разговорах, от которых я всегда старалась уклониться, пытался меня чему-то учить. К его несчастью, на все предметы наших обсуждений у меня было свое, устоявшееся мнение и я редко соглашалась с его слишком наивными взглядами, что, наверное, немало его раздражало. Вообще, человеком он был слишком правильным, скучным, робким и прямолинейным. Каждое утро, перед тем как начать работу, этот человек по внутреннему чату отправлял мне: «Привет!» ­­—Привет! —отвечала я. И знала, что следующий вопрос будет: «Как дела?»...

Однажды во внутреннем чате на работе кто-то выложил небольшой текст, посвященный интересным названиям русских городов: «… у меня знакомая была где-то на Волге, так там есть город Цивильск. Причем он разделен рекой на две части - Большой Цивильск и Малый Цивильск» Моя жизнь протекала так, словно я была родом из города «Большого Цивильска». Все шло, как по писанному с самого детства, никаких перекосов и вывертов, биография была настолько стандартна, что даже задумываться о ней было скучно до зубной боли. К 24 годам я жила в отдельной от родителей квартире; зарабатывала неплохие для своего еще очень небольшого стажа деньги и была за мужем, чему бы уж точно позавидовали многие из моих сверстниц...