Артём Перлик

Люди говорят обо всём в соответствии со своим устроением, а устроение у большинства - кривое. Отсюда и их поголовная вера не в добро, а в зло. Отсюда и их кривые толки о том, что они сообщают друг другу.

Опубликовано фото

Читая мемуары и воспоминания знаменитых американцев – от Генри Торо и Бенджамина Франклина до Ника Вуйчича и Арнольда Шварценеггера, поражаешься тому, как глубоко в западной (и американской как её ярчайшей выразительнице) культуре заложено убеждение, что любой человек отдавшийся труду и мечте в силах достигнуть невероятного именно делом: изменить законы страны, чтобы помочь малоимущим, установить солнечные панели и защитить природу, противостать в суде губителям лесов или нечестным политикам – и победить, качаться в зале и стать первым бодибилдером мира, собрать на проповедь 380 000 индусов и убедить их отказаться от самоубийства. Все эти неслыханные результаты деятельного плана американцы уже несколько веков ярко демонстрируют в истории планеты. В России – не так. Здесь, к примеру, никто не верит, что законы в стране реально соблюдаются (хотя они реально соблюдаются), здесь не верят, что какое угодно социальное или личное (не аскетическое) действие может вызвать благие последствия выходящие за пределы самого узкого, (семейного?) круга людей. Россия, и шире – православие – не верит в человеческую деятельность. Православие верит в молитву, и тоже готово предоставить всему миру доказательства того, что молитвой можно сдержать землетрясение, остановить тайфун, прекратить эпидемию или воскресить мёртвого. Парадоксально, но Сам Христос и следующие за Ним православные святые умели сочетать в себе великую молитву с великим деятельным преобразованием общества, великим действованием. Но историческое христианство утратило эту цельность: деятельность стала добродетелью католицизма с протестантизмом, а молитва – достоинством православия. Но так всё это происходит на падшей земле, а в высшем плане, где православие и есть истина, человек, чтобы стать святым, по мысли Николая Сербского должен идти путём Запада и Востока одновременно, что означает – вобрать в себя распавшиеся по конфессиям основополагающие добродетели, которые на самом деле есть истина, есть православие, хотя в историческом православии они воплощались только в жизни некоторых святых, и, конечно. Самого Христа.

Прочитал книгу «Мифология Толкиена» Александры Баркова, толкинистки с тридцатилетним стажем, и удивился, что на всю довольно большую книгу она ни разу не заикнулась о христианстве сказочника. Стал искать о ней в интернете и обнаружил, что она – из оккультистов-рериховцев. Какой только дряни не затесалось в движение толкинистов и отпочковавшееся от него движение ролевиков! И ведь никто из них, любящих книги Толкиена, в упор не видит его церковности! Так ведь люди вообще пользуются этим миром – наслаждаются им, но и на минуту не задумаются, что есть Кто-то, Кто подарил им в день рождения жизнь!

Опубликовано фото

Каждое ничтожество в этом мире имеет свою стаю: фейбук-либералы и формалисты, коммунисты и демократы, вообще кто угодно – опираются на таких же как и они подонков. Но настоящий, великий христианин, человек Духа, может быть в сроднении лишь с подобными ему титанами, а потому он громит и лупит всех дурней этого мира, от него равно достаётся и Кураеву и Ткачёву, и Рубскому и Дмитрию Смирнову – потому что истина не допускает извращений и извращенцев, напоминая каждому дерьму, что оно – всего лишь дерьмо! Именно так узнаётся слово Святого Духа. Так говорил и писал, к примеру, Иустин Сербский, создавший журнал «Христианская жизнь» (позднее закрытый по требованию оскорбляемых там церковных ублюдков). Уже через 2 года после выхода первого номера журнала авва Иустин, удивляясь и радуясь всеобщему против себя обозлению, замечал: «Христианская жизнь» изобилует благословением многих читателей, но есть и такие, которые её бранят. Если бы не было этих последних, «Христианская жизнь» не была бы христианской, ибо всё, что Христово – камень преткновения, камень соблазна. «Христианскую жизнь» не любят те, кто проповедует сам себя, кто восхищает себе место святых отцов, кто вечно потворствует духу времени».

Великий авва Иустин Сербский писал, что человек познаётся по его молитве. Но, если вы, вдохновившись жизнью того или иного святого, откроете молитву к нему написанную за последние несколько веков в РПЦ, то сразу увидите, что молитвы эти (в молитвословах, новых канонах, тропарях и т. д.), – казённые; отсюда мы понимаем, что и отношение верующих пишущих эти молитвы в РПЦ к святым – тоже казённое, словно аспирант пишет свою никчемную и никому на планете не нужную диссертацию. Чтоб не слышать эту казёнщину – надо обладать глухотой верующих; нецерковные люди замечают её сразу. Вспоминаю, как после одного молодёжного православного слёта, куда для отчёта свезли окрестных молодых рабочих, какая-то нецерковная девушка в конце всего спросила свою подругу: – Ну как тебе? – Да так… – отвечала та… – попы 5 дней трындели нам о смирении и прочей херне…

Опубликовано фото

Первым из титанов догадался что Западная Европа умирает, что она уже умерла, Освальд Шпенглер, вторым – Достоевский, а третьим – авва Иустин Сербский. То, что сейчас как лозунги против Европы выкрикивает банальная и политически ангажированная часть населения России эти три титана обосновали сущностными и бытийными аргументами. Шпенглер заметил, что цивилизации как и организмы имеют срок жизни, и европейский срок уже вышел, а Достоевский и авва Иустин, что Европа, исказив православие, а потом и вовсе заменив его на человекобожие лишила себя смысла и продолжения. Поэтому теперь, восхищаясь артефактами гениев старой Европы, мы по сути восторгаемся древними пирамидами, которые к Европе современной имеют такое же отдалённое отношение, как выросшие на вере древних египтян пирамиды к ничтожеству и незначимости современного Египта.

Толкиен несколько десятков лет жил и преподавал в Оксфорде, ведя при этом почти отшельнический образ жизни: любимая жена, небольшой круг друзей-словесников, общение со студентами, и целая огромная жизнь сокрытая едва ли ни от всего мира. Такое отношение биографы с исследователями воспринимают как причуду профессора, какое-то проявление его нелюдимости, но на самом деле всё заключалось в том, что Толкиен чуть ли ни каждый день посещал храмовую мессу и причащался: а когда твоя душа соединена с Богом, то вселенная в тебе оказывается громадней вселенной вокруг тебя, и ты реально можешь быть даже пустынником на манер Павла Фивейского и ничуть не чувствовать одиночества, потому что тогда ты чувствуешь – Бог реален, а в Нём, в молитве к Нему и в причастии ты получаешь всё что только бывает на свете.

Когда человек живёт как все (в том числе и в вере), то едва ли ни весь мир – его знакомые. Но стоит ему только начать путь к истине, как то множество, кого он считал приятелями и вечными друзьями, отпадает от него просто потому, что он идёт в горы, а им привычно суетиться в своих болотах, и если кто и пойдёт с ним, то поднимется невысоко – едва дойдёт до первого привала. И всё же если идущего к истине не остановит что будто весь мир от него отвернулся и он продолжит путь – по мере обретения им мудрости круг товарищей будет меняться вплоть до тех пор, пока с ним смогут быть лишь редчайшие люди Духа, а все другие, живущие банально, будут или его учениками, или опекаемыми, или (чаще всего) – его гонителями.

Вокруг каждого человека звенит, звучит уникальность его души, неповторимость того, как в нём отражается образ Божий. Уловить это звучание возможно или великой литературой или вдумчивой Иисусовой молитвой.