Записи сестры милосердия

Всё, что я пишу, имело место быть. Это ниоткуда не взято и не прочитано. Почему же я решила затронуть эту тему? Я долго не хотела пускать их, так скажем, в свет, так как ненавидела публичность абсолютно в любом её проявлении. Ведь много лет я почти всегда жила в монастыре. Кто хорошо со мной знаком, знает, что я никогда не ходила ни на какие передачи (хотя мне предлагали), никогда не просила оценивать мою работу, а фотографироваться для общего альбома — так это беда. Меня, как правило, буквально заставляли становиться вперёд...

Эта история произошла ещё в начале СВО, и главный герой в ней была не я, но она настолько мне запомнилась, что я решила рассказать её и вам. В одном из госпиталей Москвы, в реанимации, почти в полной тишине лежал штурмовик. Половины головы нет (впоследствии ему поставили пластину), переломан весь, в том числе задет позвоночник. Его никто не искал и не ждал. Всё детство он провёл в детском доме, потом его, так сказать, «взрослая жизнь» пошла по наклонной. Так бы, наверное, всё и закончилось, но у Бога на него были свои планы...

Я лежала на полу, на матрасе, бережно застеленном черной простыней, и смотрела в потолок. По полу бежал сквозняк, и девочки, борясь с пустыми пластмассовыми бутылками, которые лежали в маленькой комнатке для воды, пытались закрыть двери. Ночами на квартире было уже холодно, ну а тем более на бетонном полу. — Давай втроем на кровати ляжем? — предложил кто-то из них. — Да мне и здесь нормально, — искренне ответила я. Мне действительно было нормально, даже какая-то военная романтика. Взяв в руки телефон, я бессмысленно перебрала каналы в социальных сетях...

Бойцы Горячей воды в госпитале не было, и мы, взяв чайники, поспешили их нагреть. За чайниками нам пришлось бежать в другой корпус. Сориентироваться в темноте мне всегда проблематично. Как-то раз мы шли из блиндажей, я отстала и пошла куда-то не туда. Хорошо, что Ангелина заметила меня и позвала. Я шла на её голос через кусты. Поэтому сбор чайников у нас занял много времени. — Мы думали, вы не придёте, — заговорили бойцы. — Ну, мы же обещали, — сказала я, разгружаясь прямо на пол. — Думали, что вы устали и решили идти отдыхать, — они, очевидно, были рады, что это не так...

Госпиталь. За пару дней бойцы отремонтировали нашу машину, и мы принялись за основную свою работу и, собственно, цель приезда. Да, мы возим гуманитарку, в том числе серьезную (берцы в большом количестве, мавик и т.д.), но мы все-таки сестры, а не волонтеры. Я чувствую себя пустой, если не провожу там время с ранеными. Перед этим мы ночевали у местных, и там все, как всегда: стол ломился, шутки, смех… Спать мы легли в седьмом часу утра. Почему? Я разговаривала с двух часов ночи с мирной жительницей о войне, именно с 2014 года...

В этом году осень 🍂 осторожно подкрадывалась к ноябрю. Заморозков не было, а вот дожди и холодный ветер всё чаще и сильнее напоминали о времени года. Каждая моя поездка на Донбасс — это всегда как-то само собой. Мы не планируем чёткий день, месяц или как именно и где мы будем трудиться. Мы даже не всегда знаем точно, где будем есть и спать. Но Бог всегда всё управляет. Всегда! Этот маршрут не был исключением. Знали мы точно одно: мы будем работать в эвакуационном госпитале и везём гуманитарную помощь, которую собирали люди: берцы в медроту, лекарства, футболки, штаны и многое-многое другое...

«...трусость, несомненно, один из самых страшных пороков… Нет, философ, я тебе возражаю: это самый страшный порок» — цитата из романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». — А не страшно? Самый распространенный вопрос 2022/23 года, связанный с нашими поездками на СВО. Что ж, расскажу о нем немного. Недавно я проходила полиграф, и там был вопрос: «Смогли бы вы за деньги продать Родину?» Когда все было пройдено, я спросила у того, кто меня проверял: «Я ответила, что не смогу предать Родину, а на полиграфе что показало?» — Что вы ответили, то и показало, — без лишних слов был мне дан ответ...

Холодный ветер ударил в лицо, как только открылись двери эвакуационного госпиталя. На часах была уже ночь. Где-то вдалеке были слышны прилеты. Город озарялся вспышками на темном небе и напоминал праздничный салют. Жаль, что дело было не в нем. — Ты как? — спросила вторая сестра, за которой громко закрылась дверь. — В голове стоит этот крик женщины, — глубоко выдохнула я. Мы стояли молча. Да и что сказать? В голове опять, как в кино на быстром повторе, пролетел сегодняшний день. На шаг назад ⏪ Это был разгар дня...

С ней мы были знакомы не так давно и пересекались только по службе в госпитале в Москве. Очень мягкий и простой в общении человек. На вид лет 25, а на деле она глубоко замужем и имеет уже взрослого сына. Наша с ней командировка была всего однажды в один из эвакуационных госпиталей. Увидев ее первый раз не в форме, на перроне вокзала, я ее даже не узнала. Думала, какая-то маленькая девочка пришла нас провожать, а с ней огромный чемодан с расходниками. Служение наше началось с раннего утра. Проснувшись, быстро перекусив, погладив форму, мы побежали в госпиталь...

Ну что ж, решила немного рассказать о наших сборах в командировку. Скоро мы едем в один из эвакуационных госпиталей Донбасса и за месяц, а то и больше, начинаем собираться. Как же это происходит? Работа наша проходит в госпитале. Помимо отделений, мы также служим в реанимации и готовим ребят к эвакуации. Помогают нам наши храмы. Мой храм — Серафима Саровского в Истринском районе. И как только я понимаю, что скоро в путь, я пишу нашей волшебнице Татьяне, которая служит у нас в храме катехизатором...

Меня многие спрашивают: "А что именно делают сестры милосердия в госпиталях Москвы?" Когда я отвечаю — осуществляют уход, они просят рассказать, как именно и что такое уход. Начнем с того, что сестры милосердия ухаживают не только за бойцами, но и за тяжелобольными детьми, ветеранами (которых сейчас уже по пальцам пересчитать, но так было не всегда), просто пожилыми людьми. Мир для сестер не ограничен только военными. Я сестра милосердия уже 14 лет, и до этого ухаживала за тяжелобольными детьми-сиротами...