курганов роман

Их было трое. Один совсем юный, прыщавый и вонючий, как огрызок сыра в углу грязной таверны. Второй. Высокий и волосатый, с давно нестриженными, кривыми и грязными ногтями. Я слышал, как растут его ногти и впиваются ему прямо в мякоть пальцев. Думал ли он, что ногти это ороговевшие мысли. Мой мизинец любил свой ноготь, но всегда изменял ему с ногтем безымянного пальца. Терся и ласкался об него. Я плохо видел третьего. Он постоянно находился вне поля моего зрения и старался держаться в тени. Его дыхание несло смрад...

Когда я овдовел в первый раз, соседи выражали мне глубочайшее сочувствие. Каждый считал своим долгом подойти ко мне и взяв под локоток, ханжески-горестно помолчать. Когда это случилось во второй раз. Стали сдержанно здороваться, поспешно переходя на другую сторону улицы. В третий раз, они перестали смотреть мне в глаза и боязливо задергивали шторы, когда я проходи мимо их домов. Когда же я овдовел в четвертый раз, многие съехали с нашей улицы. Я не обижался на них. Эти люди мыслили стандартными блоками...

Поправив сутану, отец Аскель, привычным жестом приоткрыл оконце исповедальни. В темной решетке проёма, качнулась тень. "Здравствуйте святой отец, я пришел снять груз с души. Примите покаянную исповедь грешника". Голос был хриплый с раздражающими нотками ирландского акцента. "Все мы грешны, сын мой, а бог всемилостив. Излей ему свою душу и ты обретешь умиротворение". Сколько раз отец Аскель произносил эту фразу, перед тем, как снова и снова выслушать трагические истории о кражи морковки с приходского огорода или о плотских утехах, коим, местные крестьяне придавались, после распития сидра в придорожном кабаке...