Дмитрий Вольферц

Пробуждающийся рассвет с трудом приподнимал сизоватые веки набрякшего горизонта, озираясь спросонья первыми мутноватыми лучами восходящего солнца. Омертвевшее за ночь небо, постепенно розовея на востоке, приходило в себя, возвращаясь к жизни новым надвигающимся днём. В мастерской всё как обычно: в углу - мольберт с неоконченным эскизом, за ним – куча отработанных листов ватмана, у окна - стол с остатками яичницы в сковороде и кружкой недопитого кофе, у стены - неубранная постель... Всё это уже было...

Валентин приходил в себя долго и очень тяжело. Наркоз никак не хотел отпускать его из своих липких объятий в реальный мир. На смену галлюцинациям приходили периоды полузабытья, в которые он был не в состоянии отличить иллюзию от реальности. Редкие моменты просветления сопровождались постоянной тошнотой и головокружением. Попытки пошевелиться или даже просто повернуть голову на подушке неминуемо приводили к приступам раскалывающей череп боли. Даже сдержанный свет палаты при попытке открыть глаза резал их, словно хирургический скальпель...

Извините, Вы нам не подходите… Финальные слова собеседования всё еще эхом метались в голове Ларисы. Она шагала по улице навстречу ветру, стараясь свободной от сумки рукой удержать разлетающиеся полы плаща, дрожа не то от осеннего холода, не то от обиды. Ноги адски ломило от целого дня хождения по городу на каблуках. Снова отказ. Похоже этот ублюдок и в самом деле выполнил обещание. Увольняясь с прежней работы, не в силах больше выносить домогательства начальника, последнее, что услышала Лариса на прощание, было: «Ты теперь никуда не устроишься, еще на коленях ко мне обратно приползешь»...

Сегодня утром я случайно увидел в дверной глазок, как к соседям приходил наш участковый – лейтенант с бледным, худым лицом. Я уже встречал его однажды, в позапрошлом году, когда мне поцарапали машину во дворе. Я позвонил в ГАИ и мне сказали, что в таких случаях сначала надо вызывать участкового. Я разыскал его номер, дозвонился. К концу дня он пришел, всё записал, сфотографировал и пропал. Больше я его не видел. До сегодняшнего дня. А сегодня я увидел его вновь, потому что случайно услышал из-за двери обрывок разговора...

Не знаю, сколько подо мною глубины. И не имею понятия сколько воды сверху. Где-то высоко-высоко сереет тусклое, еле различимое пятно света. Возможно, поверхность там. Мне это больше не важно. Воздух, свет, жизнь - всё это меня больше не интересует. Был лишь краткий миг боли, когда мои лёгкие наполнились водой и разорвались. Они лопнули, как огромный тугой воздушный шар из тех, на которых плавают по небу, и вскрыли наружу мою грудную клетку. Но нет, кажется, этого не произошло. Боль навсегда оставила...