Анатолий Мундриевский

Я быстро последовал за ней, пока темнота не рассеялась, и я был вынужден ждать восхода луны, и мне представилась возможность поразмышлять над вопросом о целесообразности моей погони. Возможно, я наколдовала себе невероятные опасности, как какая-нибудь нервная старая домохозяйка, и когда я догоню Пауэлла, то посмеюсь над своими стараниями. Впрочем, я не склонен к чувствительности, и следование чувству долга, куда бы оно ни завело, всегда было со мной как бы фетишем на протяжении всей моей жизни; что может объяснить почести, оказанные мне тремя республиками, а также награды и дружбу старого и могущественного императора и нескольких меньших королей, на чьей службе мой меч много раз был красным. Около девяти часов луна была достаточно яркой, чтобы я мог продолжить свой путь, и я без труда шел по тропе быстрым шагом, а местами и быстрой рысью, пока около полуночи не достиг водопоя, где Пауэлл ожидал разбить лагерь.

Где-то через полчаса я случайно бросил взгляд через долину и был очень удивлен, заметив три маленькие точки примерно в том же месте, где я в последний раз видел своего друга и его двух вьючных животных. Я не склонен к ненужному беспокойству, но чем больше я пытался убедить себя, что с Пауэллом все в порядке и что точки, которые я видел на его следе, были антилопами или дикими лошадьми, тем меньше я был способен уверить себя. С тех пор, как мы вступили на эту территорию, мы не видели враждебно настроенного индейца, и поэтому мы стали крайне беспечными и имели обыкновение высмеивать истории, которые слышали о большом количестве этих злобных мародеров, которые, как предполагалось, бродили по всему миру. тропы, унося жизни и мучая каждую белую партию, попавшую в их безжалостные лапы.

я очень старый человек; сколько лет не знаю. Может быть, мне сто, может быть, больше; но я не могу сказать, потому что я никогда не старел, как другие мужчины, и не помню никакого детства. Насколько я помню, я всегда был мужчиной, мужчиной лет тридцати. Я выгляжу сегодня так же, как и сорок с лишним лет назад, и все же я чувствую, что не могу жить вечно; что когда-нибудь я умру настоящей смертью, из которой нет воскресения. Я не знаю, почему я должен бояться смерти, я, который умер дважды и все еще жив; но все же я испытываю к ней такой же ужас, как и вы, которые никогда не умирали, и, думаю, именно из-за этого ужаса смерти я так убежден в своей смертности. И из-за этого убеждения я решил записать рассказ об интересных периодах моей жизни и моей смерти. Я не могу объяснить явления; Я могу лишь изложить здесь словами обычного наемника хронику странных событий, выпавших на долю меня за те десять лет, что мой труп пролежал ненайденным в аризонской пещере.

Я нашел сторожа, обнаружившего его, вместе с начальником местной полиции и несколькими горожанами, собравшимися в его маленьком кабинете. Сторож рассказал несколько подробностей, связанных с находкой тела, которое, по его словам, было еще теплым, когда он наткнулся на него. Он лежал, сказал он, во всю длину в снегу, с руками, вытянутыми над головой, к краю утеса, и когда он показал мне место, я понял, что это то самое место, где я видел его на тех другие ночи, воздев руки в мольбе к небу. На теле не было следов насилия, и с помощью местного врача присяжные коронера быстро приняли решение о смерти от сердечной недостаточности. Оставшись один в кабинете, я открыл сейф и достал содержимое ящика, в котором, как он сказал мне, я найду свои инструкции. Отчасти они действительно были странными, но я следовал им до мельчайших подробностей так точно, как только мог.

Он пробыл у нас около года, а затем уехал в Нью-Йорк, где купил небольшой участок на Гудзоне, где я навещал его раз в год во время моих поездок на нью-йоркский рынок — мы с отцом владели и в то время управляла сетью универсальных магазинов по всей Вирджинии. У капитана Картера был небольшой, но красивый коттедж, расположенный на утесе над рекой, и во время одного из моих последних визитов зимой 1885 года я заметил, что он много пишет, как я теперь полагаю, над этой рукописью. В это время он сказал мне, что, если с ним что-нибудь случится, он хочет, чтобы я взял на себя управление его имуществом, и дал мне ключ от отсека в сейфе, стоявшем в его кабинете, сказав, что я найду там его завещание и некоторые личные инструкции, которые он обязал меня выполнять с абсолютной верностью.

Когда началась война, он ушел от нас, и я не видел его снова лет пятнадцать или шестнадцать. Когда он вернулся, это произошло без предупреждения, и я был очень удивлен, заметив, что он ни на мгновение не постарел и не изменился каким-либо другим внешним образом. Он был, когда другие были с ним, тем же жизнерадостным, счастливым парнем, которого мы знали в старину, но когда он думал, что остался один, я видел, как он часами сидел, глядя куда-то в пространство, и на его лице застыло выражение задумчивой тоски и безнадежности. страдания; а по ночам он сидел так, глядя в небо, о чем я не знал, пока не прочитал его рукопись много лет спустя. Он сказал нам, что какое-то время после войны занимался разведкой и добычей полезных ископаемых в Аризоне; и что он был очень успешен, свидетельствовало неограниченное количество денег, с которым он был снабжен. Что касается подробностей его жизни в эти годы, то он был очень сдержан, фактически вообще не говорил о них.