Полина Фролова

Все это было катастрофой с самого начала. Когда Кулагин появился у ворот Полынь-Скрабс и заявил, что он советский нелегал, который хотел дезертировать, никто на самом деле не знал, что с ним делать. Единственное, с чем ее начальство при Зимнем дворе могло согласиться, это то, что эту возможность следует использовать до того, как Летний двор ее почувствует. Ее собственному отделу F — противодействию подрывной деятельности — было поручено сформулировать стратегию подведения итогов под руководством ее непосредственного начальника, бригадного генерала Харкера. Неудивительно, что Ви-Ви, глава Земного отдела контрразведки V, и Лидделл, заместитель начальника, оба решили вмешаться и потребовать свою долю славы. Кулагин, окруженный тремя старшими офицерами, замолчал и заявил, что кусок сахара, который они предложили ему к чаю, был попыткой отравления. Разъяренный Харкер оставил последующие интервью Рэйчел, совершенно ясно дав понять, что ожидает результатов.

Рэйчел закрыла за собой дверь ванной и сняла промокшую юбку и блузку. Они образовали темную кучу на полу. Служба была миром мальчиков, и она помогала одеваться как монахиня. Дрожа, она завернулась в тяжелый купальный халат, который был ей велик. Ее волосы были в беспорядке. Она порылась в сумочке в поисках расчески, сосредоточилась на зеркале и быстрыми движениями поправила густые черные локоны, сжимая ручку побелевшими костяшками пальцев. Через некоторое время повторяющиеся движения и легкое потягивание за голову успокоили ее. Она стерла испорченный дождем макияж и критическим взглядом изучила свое отражение. Ниже ростом, чем ей бы хотелось, с осанкой портье. Уставшие серые глаза. Гладкий, бледный цвет лица, которого не коснулось даже бенгальское детство, — ее лучшая черта. Ее муж Джо сказал, что это сделало ее похожей на фотографию. По крайней мере, это было что-то. Учитывая то, как продвигалось дело, она вряд ли долго оставалась без морщин.

Ухмыляясь, Кулагин расстегнул рубашку и, кряхтя, стянул ее. Его кожа была белоснежной, как тесто, мясистые складки брюшка перекатывались, когда он двигался, но его волосатые руки и грудь были сильными, медвежьими. Один из выстрелов задел Кулагину ребра. Рана была неглубокой, но она снова начала кровоточить, когда он поднял руку, чтобы Рэйчел осмотрела ее. Сквозь выпивку от него пахло странно свежестью, прекрасным гостиничным мылом и легким одеколоном. Она принесла из ванной маленькое полотенце и велела ему прижать рану, пока не вернется Аллен. Потом она налила ему стакан воды. Он пил медленно, ставя стакан между глотками, одной скрюченной рукой держа окровавленное полотенце, как сломанное крыло. Вид на Риджент-стрит из окна был рассечен на упорядоченную золотую сетку проволокой клетки Фарадея, которая не пускала нежелательных духов. От тепла батареи под окном ее влажной одежде было жарко и неудобно.

Она использовала свой самый резкий тон. Это вызвало у Аллена какой-то военный рефлекс, он натянуто кивнул и помахал метрдотелю, делая вид, что осматривает рану Кулагина. В своем толстом коричневом пальто и шляпе он походил на воробья среди ястребов. Со стороны аудитории Шоу-Асквит раздались стоны и улюлюканье. В суматохе Рейчел шагнула за большой розовый куст и достала из сумочки эктофон. Она вытряхнула провод из наушников и туго вкрутила в левое ухо черную резиновую насадку. Затем она нажала одну из четырех предустановленных кнопок на бакелитовом устройстве. Он гудел в ее руках, нагреваясь. Она наклонилась, чтобы защитить его от дождя, и надеялась, что темпераментная машина осталась сухой. За шипящим звуком последовал пронзительный знакомый вопль только что умерших, который обязательно должен был собраться вокруг любого передатчика, и тогда у нее была связь.

Лестницы, мраморные полы, толстые ковры, колонны эпохи Возрождения, дамы в горностаях и жемчуге, медиумы в духовных доспехах, передающие новые мертвецы, пришедшие из Саммерленда. Она столкнулась с официантом и опрокинула поднос с бокалами для шампанского. Проклятия и смех последовали за ней. Затем она миновала французские двери наверху широкой лестницы и снова вышла наружу. Она остановилась и вдохнула пьянящий запах роз под дождем. Небольшая толпа в вечерних нарядах жалась под зонтиками в саду, наблюдая за двумя мужчинами. Оба были без рубашки и совершенно промокшие, держа в руках серебряные пистолеты. Один из них, светловолосый юноша, со спокойной отстраненностью стрелка осматривал свое оружие.

Маленькая рука отпускает его хватку. Зеленое пятно уже едва видно, когда он бросает пакеты с продуктами и бежит за зимним пальто ребенка. Тихий взвизг чистой радости, когда двухлетний ребенок бежит на полной скорости, восхищаясь новизной снежинок вокруг него. Шипящий звук шин, скользящих по тротуару, кровь, отливающая от перекошенного лица водителя, тошнотворный глухой треск, за которым следует самый ужасный звук из всех: полная тишина. Майкл напрягся в постели, проснувшись от собственного крика. Его сердцебиение было всем, что он мог слышать. Он прислонился к спинке кровати, стараясь не заставлять свое тело расслабляться, ожидая, когда дрожь утихнет сама собой. Кошмар закончился, но жизнь продолжалась.