Артём Тихомиров

Вы можете представить меня за рулем этого 40-сильного автомобиля. машина, чего бы она ни стоила, по хрустящим болотистым дорогам в то сияющее майское утро; оглядываясь сначала через плечо и с тревогой глядя на следующий поворот; затем ехал с расплывчатым взглядом, достаточно бодрствуя, чтобы держаться на шоссе. Потому что я отчаянно думал о том, что нашел в бумажнике Скаддера. Маленький человек наговорил мне кучу лжи. Все его рассказы о Балканах, евреях-анархистах и ​​конференции министерства иностранных дел были пустышкой, как и Каролидес...

Я оглянулся, но в пейзаже ничего не было. Солнце блестело на металле каната и на мокрых камнях в ручье, и на свете не найти более умиротворяющего зрелища. Тем не менее я побежал. Низко пригнувшись в ручьях болота, я бежал, пока пот не слепил мне глаза. Настроение не покидало меня, пока я не достиг края горы и не бросился, тяжело дыша, на гребень высоко над молодыми водами коричневой реки. Со своего наблюдательного пункта я мог осмотреть все болото вплоть до железнодорожной линии и к югу от нее, где вереск сменился зелеными полями...

Мой план состоял в том, чтобы выйти на какой-нибудь станции в конце пути, но поезд внезапно дал мне больше шансов, потому что он остановился в конце водопропускной трубы, которая пересекала бушующую реку цвета портера. Я выглянул и увидел, что все окна вагона закрыты и в пейзаже не видно ни одной человеческой фигуры. Так что я открыл дверь и быстро нырнул в заросли орешника, окаймлявшие очередь. все было бы в порядке, если бы не эта адская собака. Под впечатлением, что я сбегаю с вещами его хозяина, он залаял и чуть не попал мне по штанам...

Была такая же веселая, ясная весенняя погода, и я никак не мог ухитриться почувствовать себя утомленным. Действительно, я был в лучшем расположении духа, чем я был в течение многих месяцев. Я пошел по длинному гребню вересковой пустоши, огибая склон высокого холма, который стадо назвало Кэрнсмор-оф-Флит. Повсюду кричали гнездящиеся кроншнепы и ржанки, а звенья зеленых пастбищ у ручьев были усеяны молодыми ягнятами. Вся вялость последних месяцев сошла с моих костей, и я вышел, как четырехлетний ребенок...

В придорожной посадке я срезал трость из лещины и вскоре свернул с шоссе по объездной тропинке, которая шла вдоль долины бурлящего ручья. Я полагал, что я еще далеко впереди любой погони, и в эту ночь я мог бы порадовать себя. Прошло несколько часов с тех пор, как я пробовал пищу, и я очень проголодался, когда пришел к пастушьей хижине, расположенной в укромном уголке рядом с водопадом. У дверей стояла женщина с коричневым лицом и приветствовала меня с добродушной застенчивостью вересковых мест....

Я путешествовал с пол дюжиной в атмосфере махорки и глиняных трубок. Они пришли с еженедельного рынка, и их рты были полны цен. Я слышал рассказы о том, как ягнята поднимались вверх по Каирну, Дойху и дюжине других таинственных вод. Больше половины мужчин плотно пообедали и сильно напились виски, но не обратили на меня внимания. Мы медленно с грохотом въехали в страну маленьких лесистых долин, а затем в большую широкую вересковую пустошь, сверкающую озерами, с высокими голубыми холмами, видневшимися на севере...

В тот день я торжественно путешествовал на север. Стояла прекрасная майская погода, боярышник цвел на каждой изгороди, и я спрашивал себя, почему, будучи еще свободным человеком, я остался в Лондоне и не получил пользы от этой райской страны. Я не осмелился подойти к вагону-ресторану, но в Лидсе взял корзину с обедом и поделился ею с толстой женщиной. Еще я получил утренние газеты с новостями о стартах Дерби и начале сезона крикета, а также несколько абзацев о том, как налаживаются дела на Балканах и что британская эскадра направляется в Киль...