Валентина Рекунова

Зисман нынешнею весной явно ставил на мужчин, несмотря на мобилизацию. И, кажется, угадал: открытие театра военных действий обострило восприятие мирных радостей, и господа потянулись в галантерейные магазины за галстуками, запонками, воротничками, подтяжками, перчатками и манишками всевозможных цветов. А вот пивовар Ельский по-прежнему обходил мужские отделы магазинов стороной; возможно, потому, что всё необходимое подбирали его дочь и жена. а может, и потому ещё, что Юрий Казимирович терпеть не мог тратиться...

Открытие театра военных действий, между прочим, показало, что о Дальнем востоке у иркутян самое приблизительное представление. Впрочем, как и о миноносках, канонерских лодках и броненосцах, известия о которых не сходили с газетных полос. «Иркутские губернские ведомости» принялись за ликбез, то есть начали популярно пересказывать целые страницы энциклопедий и справочников. Одновременно и полковник фон Агте, инспектор юнкерского училища, пригласил всех в Общественное собрание — на лекцию о морском бое...

В последних числах февраля 1904 года иркутская городская управа считала расходы на солому для тюфяков солдатам, расквартированным по начальным училищам города. А также пересматривала список получающих городское пособие. — Он весьма и весьма устарел, — констатировал член управы Глушков. — Взять, к примеру, мещанку Кошкарову: один её сын уже выучился и недавно поступил на службу учителем, другой заканчивает промышленное училище и имеет хорошие уроки. То есть всё говорит за то, чтобы семью Кошкаровых из списка исключить, а её ежемесячное пособие (десять рублей) передать действительно нуждающимся...

Номер «Иркутских губернских ведомостей» от 15 февраля 1904 года подписчики получили с вкладышем — картой Кореи и Квантунского полуострова. Уже более полумесяца шла война, город полнился слухами, а внятных правительственных сообщений до сих пор не было. Неопределённость опасно затягивалась, и редакция официальной газеты решилась на перепечатки из «Konigsberger Harfung Zeit» и «New -York Herald». Публикации эти обескуражили и многих в Иркутске заставили отказаться от шапкозакидательских настроений...

Полковник Попов, возвращающийся с Байкала в Иркутск, обратил внимание на большую группу солдат без валенок, в коротких, не по росту, полушубках и шапках, не закрывающих уши. Добравшись до города, Попов первым делом заскочил к редактору «Иркутских губернских ведомостей» Виноградову. Александр Иванович, не дослушав ещё, связался с губернатором и спустя полчаса имел подписной лист, на котором стояли уже две первых фамилии — самого Ивана Петровича Моллериуса и богатого крестьянина Левшина, случившегося в эту пору в губернском управлении...

До Москвы граф доехал совершенно уже разбитым; не встретившись ни с кем из знакомых, сел в скорый поезд, отправляющийся на восток, и сразу уснул. Очнулся ночью — оттого, что поезд остановился; тихо вышел из вагона и прошёл вдоль состава, до места, где помощник машиниста, чертыхаясь, расчищал рельсы. — Вот, ваше благородие, чистим, значит. Снег с обочин здесь, стало быть, не сбрасывают, и он выше рельсы встаёт, а рельса, стало быть, уже в ямке. Без ветру оно ещё ничего, а уж как завихрит — так паровоз и остановится...

Чтение в Иркутске Манифеста о начале военных действий с Японией задерживалось вплоть до 30 января, причём исключительно по воле протоиерея кафедрального собора Фивейского — он долго подбирал интонацию для проповеди. Одна за другой были отвергнуты и проникновенная доверительность, и пафосная торжественность; наконец после встречи с иркутским генералитетом протоиерей сделал окончательный выбор и после чтения Манифеста обратился к иркутянам с вдумчиво-деловитым выражением на лице: — Чистая, близкая...

…В канцелярию Иркутского генерал-губернатора поступила телеграмма из Порт-Артура: «Жена моя проездом в Россию остановится в Иркутске. Прошу передать ей, что я, Власьев и Агафонов спаслись при взрыве «Енисея». Лейтенант Дрешер». То, что телеграмма адресовалась не в полицию, как положено, а прямо начальнику края, показывало небывалые прежде реалии, в которых сложнейшая иерархия сводилась к простенькому делению на выживших и погибших, победителей и побеждённых. Поразило и происшествие в мужской гимназии: ученик 7-го класса Понтович дал пощечину инспектору Александровичу...

Служебная квартира доверенного Цейтлина располагалась прямо за стеной магазина бриллиантовых, золотых и серебряных вещей. в стене была замаскированная дверь, и поэтому служащие шутили, что «Храмченко попадает на работу прямо из спальни». Так было и 31 декабря, вот только Ольга Григорьевна не провожала супруга, как обычно: последний день 1903 года выдался слишком хлопотным. На Детской площадке устраивался первый праздник на льду, с маскарадом и танцами, и она готовила два костюма — себе и сыну. Четыре часа пролетели незаметно, Егорушка вернулся домой чрезвычайно довольный и сразу уснул...

Зимним вечером 1854 года Иннокентий Апрелков, закончив работу в лавке, поужинал с родителями и младшими братьями — и, как обычно, ушёл в свою комнату. Домашние укладывались спать, когда услышали лёгкий стук входной двери. Оказалось, Иннокентий вышел, не набросив шубу, не загасив свечу, — всё говорило, что он скоро вернётся. Однако не вернулся...

Войдя в Иркутскую городскую управу в 1910-м, Николай Иванович принял на себя и попечение над… городскими свалками. Как только его экипаж был замечен в местах своза мусора, в канцелярию управы поступили несколько заявлений о вымогательстве смотрителей свалок – отвальных. Кажется, это был первый в истории города случай, когда в подобном грехе обвинили столь мелких служащих. Лютоев провёл расследование и обнаружил, что подозреваемые Горюнов и Котлов, действительно, брали мзду, и немалую, за то, что закрывали глаза на сбрасывание отходов в неотведённых местах...

…Муж теперь возвращался за полночь, к ужину не притрагивался («Боюсь, что отравите»), а лишь просматривал почту. Да и то нередко оставлял газеты на утро. Сама Антонина Ивановна пробегала их после долгого завтрака, чуть задерживаясь на местной хронике. А уж после обеда разбирала корреспонденцию квартирантов. В усадьбе Метелёвых (наискосок от городского театра) стояли два каменных особняка: один в глубине, а другой – впритык к Большой улице. В первом жили хозяева, а второй отдавался внаём солидному учреждению, вместе с несколькими квартирами...