Гордей Мисалов

— Ты подлый человек! — сказал он, поднося к его носу свой худенький кулак, и, круто повернувшись, направился к воротам. У ворот он услышал, как, возвращаясь назад и позвякивая пустым ведром, Саша презрительно говорил мальчишке: — Ну, и что ты этим доказал? Что ты этим доказал? Я на тебя плевать хочу! Ты хулиган. Я с тобой даже связываться не буду. А за ребят когда-нибудь так дам, что своих не узнаешь! «Расстроился, — подумал Сева. — Хорошо, что меня не видел, а то ему неприятно было бы…» Он тихонько пошел по улице к своему дому. В этот день была суббота. Для Саши это был самый трудный день в неделе...

Ну, спасибо! Спасибо, девочка! А то я как без рук, работа стоит, — усаживаясь за стол, благодарил старичок. Лида вышла, постояла немного в кухне, потом тихо побрела в свою комнату. Вечером пришла мама. Она еще на пороге, снимая шапочку, крикнула: — Был сбор, Лидуша? — Был, был, мамочка! — бросилась к ней Лида. — Интересно! Подожди только минутку. Я сейчас вымою руки, сядем за стол, и ты мне все подробно расскажешь, — заторопилась мама. — Подожди, подожди только, я с самого начала хочу. — С самого начала так… Митя прочел мою заметку… Вот полотенце, мамочка. Вытирай одну руку, а я другую буду вытирать...

На моем столе роетесь! Все мое хватаете! Ладно, я теперь всех швырять буду! — кричал он неизвестно кому со слезами в голосе. Потом бросился ничком на свою кровать и разрыдался. — Сашенька, Саша… Кто тебя, сынок мой дорогой? Кто тебя обидел, голубчик? — гладя его по спине, спрашивала мать. Саша молча плакал, уткнувшись в подушку круглой стриженой головой. Вокруг кровати, прижимаясь к матери, всхлипывали испуганные ребята. Валерка, приподнявшись на цыпочки, обхватил Сашину шею и уткнулся лбом в подушку. Саша высвободил руку и обнял теплое тельце братишки. Глава 22 ВАСЕК Васек стоял у окна и на все вопросы тетки отвечал: — А тебе-то что? — Как это — тебе-то что? — возмутилась тетя Дуня...

Трубачев! — упавшим голосом позвал Одинцов. — Ребята, что же вы! Остановите его! — Трубачев! Трубачев! — понеслось по коридору. — Митя! Где Митя? — волновались ребята. Саша Булгаков подошел к Одинцову и сел рядом с ним. — Ты не из-за меня написал? — спросил он, моргая ресницами. — Нет, я просто правду написал! — Одинцов поднялся. — Белкин, переписывай! Ребята зашевелились, задвигались, горячо обсуждая случившееся. Мнения разделились: одни обвиняли Одинцова и говорили, что он не должен был подводить товарища; другие защищали Одинцова. — Он не имел права иначе! Он поступил честно! — кричали они. В пионерскую комнату вошел Сергей Николаевич...

Одинцов звеньевой… да еще редактор! — А Трубачев — председатель совета отряда! — Ну и пропал он теперь! Девочки собрались в кучку и шепотом разговаривали между собой. — Лучше прямо сказать, чем за глаза, — слышался взволнованный голос Лиды Зориной. — Конечно, это обидно… Надо прямо спросить, — соглашалась с ней Степанова. — Нет, нет! Не надо! Лучше подождать. Он и сам сознается, если это он! — горячо возражали им девочки. В коридоре показался Мазин. Он замедлил шаг, нагнул шею, крепкой головой раздвинул ребят и уставился на газету. Потом поднял руку, почесал затылок, глубоко вобрал воздух, шумно выпустил его и, глядя себе под ноги, сказал: — Эх, жизнь! И тут только заметил Петю Русакова...

Он вынул из кармана записную книжечку. Родительское собрание… Педсовет… Методическое совещание… Партийное собрание. Скоро учительская конференция. Он закрыл книжечку и глубоко вздохнул: «Нет, гулять не придется. А эти дни вообще все заняты… Прежде всего трубачевскую историю надо распутать». В окошко кто-то осторожно постучал. Сергей Николаевич увидел приплюснутый к стеклу нос и молодое встревоженное лицо. Он помахал рукой и пошел к двери. — Вы извините, Сергей Николаевич! Уже поздно, но такой случай… Я думаю, посоветоваться надо. — Хорошо, Митя. Я ждал вас. Завтра сбор вы назначили? — Ясно! — Митя пожал плечами...