Онисим Дементьев

Одинцов отодвинулся от Саши и прыгнул. Он упал неловко и долго не поднимался. Саша побелел и закрыл глаза: — Убился… Когда он снова выглянул из вагона, он увидел, как оба товарища, спотыкаясь, бежали по тропинке за поездом. Саша зажмурился и прыгнул. Оглушенный падением, он сидел на траве и потирал ушибленный локоть. Подбежавший Васек обнял его за плечи: — Ты что? — Сижу! — радостно ответил Саша. Через минуту три товарища шли вдоль железнодорожного полотна. Глядя на Колю и Сашу темными от волнения глазами, Васек повторял: — Обошлось, обошлось, ребята! Книги нашли в кустах целыми и невредимыми...

Иван Васильевич прихлебнул с блюдечка чай и выглянул в окно. — Так и есть, — сказал он, нахлобучивая на голову меховую шапку и снимая с гвоздя ключ. — Хоть бы одни каникулы отдохнуть дали! И все этот Митя всех мутит! — ворчал он, открывая тяжелую школьную дверь. У крыльца действительно стоял Митя в синем лыжном костюме, за ним — Саша Булгаков и Коля Одинцов. Все трое тащили на плечах лыжи. — Опять ноги разрабатывать! Вчера на коньках, сегодня на лыжах, — пропуская их, ворчал сторож. — У нас в плане лыжная экскурсия сегодня, — стряхивая с шапки снег, сказал Митя. — Не все, понимаете, освоили это дело...

То-то «здравствуйте»! Дурная твоя голова вихрастая! На плечах ходуном ходит, всякое соображение растеряла! — ворчал Грозный, закрывая за мальчиком дверь. И вдруг лицо его расплывалось в улыбке, около губ собирались добрые морщинки, и он, похлопывая по плечу какого-нибудь отличника, говорил: — Инженер! Одно удовольствие от твоего житья-бытья получается. Матери поклон от Ивана Васильевича передай! Или, грозно сдвинув брови и выпятив грудь, приглашал группу школьников: — Проходите! Проходите! Школьники замедляли шаг. — Артисты! Одно слово — артисты! На собраниях про вас высказываются. Вам в...

— С праздником, Иван Васильевич! — И вас также! Крепкий морозец стягивал шнурочком брови, красил щеки ребят и белил ресницы. — Стой, стой! Где же это ты мелом испачкался? И щеки клюквой вымазал, — шутил Грозный с каким-нибудь мальчуганом. Васек Трубачев торопился — во дворе уже никого не было. — Иван Васильевич, прошли наши ребята? — Прошли, прошли! А ты что же эдаким мотоциклетом пролетаешь? И «здравствуйте» тебе сказать некогда. Васек поспешно сорвал с головы вязаную шапку: — Здравствуйте! — Ишь ты, Мухомор! — любовно сказал сторож. Васек был одним из его любимцев. Еще в первом классе Грозный прозвал его Мухомором за темно-рыжий оттенок волос и веснушки на носу...

— Я здесь! Девочки все пришли! — Звеньевая, а опаздываешь! — строго сказал Васек. — Я не опаздываю, я за Нюрой Синицыной заходила, — оправдывалась Лида. Школьники выстроились в две шеренги перед крыльцом. На перекличке не оказалось Севы Малютина. — Ему нельзя, — сказал Саша, староста класса. — Он больной. — Больной-притворной, — пошутил кто-то из ребят. — У Малютина порок сердца, — строго сказал Митя. — Смеяться тут нечему… Ну, пошли! — крикнул он, взмахнув лыжной палкой. — За мной! * * * Грозный стоит на крыльце, прикрыв ладонью глаза. За воротами, на снежной улице, одна за другой исчезают...

— Не пройдем, пожалуй, — провалимся, — пробуя наст, сказал Саша. — Идите по моему следу. Айда… лесенкой. — Васек поднялся на горку и, пригнувшись, съехал вниз. Потом снял лыжи и бросил в сугроб. — Сюда! Одинцов! Саша! Мягко, как в кресле! Мальчики уселись рядом. Все трое, запрокинув головы, смотрели в темное, глубокое небо. — Смотрите, смотрите! Луна! Из-за парка показалась огромная желтая луна. — Ни на чем держится! — удивленно сказал Саша. — Вот-вот упадет. — Вот если б упала! — Хорошо бы! Мы бы ее сейчас в школу притащили, прямо в пионерскую комнату. Саша обвел глазами белые застывшие холмы...