Алевтина Семенюшкина

Ольга на глазах становится крупнейшим знатоком пожарного дела! Сам Кожухов, прочитав расшифрованные и перепечатанные стенограммы, заявил, что отныне будет привлекать ее на разборы в качестве эксперта; Правда, полковник тут же уточнил: «эксперта по вопросам художественной литературы», но все равно это был комплимент, от которого Ольга еще больше задрала свой короткий нос. А Дед – тот вообще пылинки с нее сдувает, готовит завтраки, освободил от магазинов и дубиной загоняет на опросы необходимых его Леле свидетелей. Сегодня с утра он занялся пельменями: в гости приходит не кто-нибудь, а старый друг-однополчанин...

Светоний, позабыв об Англси, повел свою армию назад, чтобы встретиться со свирепыми племенами. Честь покорения Англси впоследствии досталась Агриколе. Форсирование пролива Менай вброд под командованием Светония было, должно быть, известно римской армии, ибо Агрикола обошелся без флота: он обучил солдат плаванию. Его воины могли сражаться в воде и одновременно управлять лошадьми. Римляне дошли до пролива, переплыли через него и взяли остров штурмом. Через несколько минут я пересек воды, опасные течения которых сдерживали римские легионы, и оказался среди полей, беленых фермерских домов, золотого утесника и тихих улиц...

За столами мореного дуба сидели около сорока девочек в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. В торце комнаты имелось возвышение, а на нем — несколько стульев и фортепиано. На подоконниках стояли стеклянные кувшины с колокольчиками. На стене, над возвышением, фотография, а на ней — снятый в натуральную величину мистер Ллойд Джордж. Меня усадили на стул на возвышении, и я внезапно понял, какое удивительное зрелище представляют сорок девочек. Они смотрели на меня с откровенным любопытством, словно зверьки. Некоторым из них, похоже, я показался забавным, и они стали о чем-то перешептываться, другие...

— К сожалению, это не моя специализация, — ответил мистер Эдвардс. — У нас этим занимается всего один человек, он живет дальше по улице. Да только думаю, и ходить к нему не стоит — все равно откажет. Он один умеет делать наконечники для стрел и копий, но никому не раскрывает своего секрета! К нам сюда приезжали сэр Артур Такой-то и Джон Сякой-то — пытались разузнать, как он делает свои… да только впустую. Он не говорит. Вот, кстати, посмотрите, это его последняя работа… на прошлой неделе сделал. И парень передал мне на рассмотрение лезвие топора. Честно говоря, я не слишком хорошо разбираюсь в доисторических древностях...

– Так и сделали! – подхватил Сергей Антоныч. – На минутку одолжили у Ираиды халат, разорвали его на тряпки, смочили в умывальнике и только выползли обратно в коридор, а свет вырубили! Ноги в руки – и назад. А в зале темно, из окна холодом несет, с улицы такие крики, что кровь в жилах стынет, личный состав волнуется – словом, типично тупиковая ситуация, так и хочется уйги в отставку и уехать в отпуск. Спасибо Ираиде: «Батюшки, у меня же свечи в буфете!» Зажгли свечи, поставили у портретов чемпионов, и здесь, ребята, после короткого периода замешательства и упадка я вновь ощутил на своих плечах...

Когда он вылезает на поверхность, перед ним открывается безоблачное небо. Как безумный он бегает взад и вперед и кричит: – Хорошая погода, хорошая погода! Я снова перерываю пещеру. Во что бы то ни стало надо найти ботинки, иначе мы с Ляшеналем обречены. Падаю на четвереньки. Роюсь в снегу, голыми руками и ногами перемешиваю его во всех направлениях, надеясь наткнуться на что-нибудь твердое. Я больше ни о чем не думаю, я просто животное, борющееся за жизнь. Нахожу ботинок! Второй должен быть к нему привязан – пара! Я продолжаю настойчиво, упрямо искать и наконец, перевернув всю пещеру, нахожу последнюю пару...

, — что лорд-мэр одного из старейших и известнейших в мире городов может посвятить полдня бедным детям. Причем не швырнуть, как подачку, а именно посвятить — прийти вместе со своими помощниками и принести с собой важнейшие регалии города! — Тут вы абсолютно правы, сэр… Но мне хотелось бы кое-что добавить. Я уже говорил вам, помните, что это одно из самых чудесных зрелищ, которое я мог только мечтать увидеть. И для меня это станет главным воспоминанием об Англии. Вы только взгляните на ту рыжеволосую крошку… как солнце играет у нее на волосах! Полагаю, они просто не смогли упрятать такую копну волос в косичку...

По тому, с какой яростью мятежники пошли на приступ, мы поняли, что Нохри решил во что бы то ни стало сегодня же захватить дворец. План штурма был так тщательно разработан и противник так смело и отважно шел на нас, что мне стало страшно. Не раз солдатам Нохри удавалось продвинуться вперед, но гвардейцы стойко отражали нападение и отбрасывали их назад. Противник попытался проникнуть во дворец с востока и с запада, но мы без особого труда сорвали его план. Главный удар мятежников приходился на ту часть здания, что была пробита тараном. Чан с группой гвардейцев стоял у пролома и отбивал одну атаку за другой...

С того вечера прошло больше месяца, а мы, затянутые в водоворот воспоминаний, никак не можем из него выбраться. Воспоминания – зеркало прошлого, и, нужно сказать, зеркало весьма своеобразное: каждый видит в нем не только то, что было на самом деле, но и то, что ему хотелось бы увидеть. Поэтому иногда за неизменным и крепчайшим чаем мы схватываемся, спорим и кричим друг на друга, пока Дед не выгоняет «ораторов» на кухню, чтобы не мешали Бублику спать. – В хореографию первым прорвался Чепурин! – настаивает Дима Рагозин. – Суходольский в это время еще лестничную клетку тушил. – Память у тебя дырявая, – горячится Слава Нилин...

Полуденное солнце изливало свои лучи на старых мертвых Джоселинов; позади погребальной галереи красовалась картина урожая в норманнской рамке. Щедрая земля несла своих детей, и над полями царила та самая улыбка, с которой мать взирает на дитя у своей груди. Я прошел на церковное кладбище, где позеленевшие камни, накренившись, опирались один на другой. Наклонившись, я зачерпнул пригоршню земли и почувствовал, как она сыплется, убегая у меня между пальцами. Глядя на эту землю, я подумал, что пока существуют английские поля — одно рядом с другим, — в мире останется нечто, что мы любим...